что в последние минуты жизни мы думали о них.

– Вы мой родной и близкий человек, Гарри, — сказал Бридженс. — Из всех мужчин, женщин или детей на свете вы единственный, кому небезразлично, жив я или умер, не говоря уже о том, где упокоятся мои кости и какие мысли посетят меня перед смертью.

У Пеглара, все еще раздраженного, учащенно забилось сердце.

– Вы еще меня переживете, Джон.

– О, в моем возрасте, с моей немощью и прогрессирующей болезнью мне едва ли…

– Вы еще меня переживете, Джон, — с упором повторил Пеглар. Он сам удивился страстной настойчивости своего голоса, а Бридженс моргнул и умолк. Пеглар взял пожилого мужчину за кисть. — Обещайте мне сделать для меня одну вещь, Джон.

– Разумеется. — В голосе Бридженса не слышалось обычной добродушной насмешки или иронии.

– Мой дневник… он небольшой, в последнее время мне трудно даже просто ясно мыслить, а уж тем более писать… я очень болен проклятой цингой, и, похоже, она пагубно действует на мои умственные способности… но последние три года я вел дневник. Записывал свои мысли. Описывал события, происходившие с нами. Если бы вы взяли его, когда я… когда я покину вас… просто взяли с собой в Англию, я был бы очень вам благодарен.

Бридженс только кивнул.

— Джон, — сказал Гарри Пеглар, — я думаю, что капитан Крозье решит выступить в поход в скором времени. В самом скором. Он знает, что мы слабеем изо дня в день. Скоро мы вообще будем не в состоянии тащить лодки. В ближайшем будущем мы начнем умирать здесь десятками, и обитающему во льдах зверю не составит труда утаскивать нас из лагеря или убивать нас в своих постелях.

Бридженс снова кивнул. Он смотрел вниз, на свои руки в рукавицах.

— Мы с вами в разных упряжных командах, мы окажемся в разных лодках и, возможно, даже закончим поход порознь, если капитаны решат испробовать разные пути к спасению, — продолжал Пеглар. — Я хочу попрощаться с вами сегодня, раз и навсегда.

Бридженс молча кивнул. Он смотрел на свои башмаки. Туман плыл над лодками и санями, клубился вокруг двоих мужчин, словно холодное дыхание некоего чуждого бога.

Пеглар крепко обнял друга. Бридженс на мгновение застыл в напряженной позе, а потом тоже обнял Пеглара. Объятие вышло неловким, поскольку оба мужчины были в объемистых заледенелых шинелях и многочисленных поддевках.

Потом фор-марсовый старшина повернулся и медленно двинулся обратно к лагерю «Террор» и к своей крохотной круглой палатке, где дрожащие, немытые мужчины, сейчас свободные от служебных обязанностей, тесно жались друг к другу в своих холодных спальных мешках.

Он заснул на ходу.

Пока они шли сквозь туман к старой пирамиде Джеймса Росса, Крозье обсуждал с Фицджеймсом доводы в пользу и против того, чтобы задержаться в лагере «Террор» на дольший срок, когда вдруг Фицджеймс разбудил его, тряхнув за плечо.

— Мы пришли, Френсис. Вот большой белый валун у полосы прибрежного льда. Мыс Виктори-Пойнт и пирамида должны находиться слева от нас. Вы действительно спали на ходу?

— Нет, конечно, — проскрипел Крозье.

— Тогда что вы имели в виду, когда сказали «не проглядите лодку с двумя скелетами» и «не проглядите девочек, проводящих спиритический сеанс»? Это лишено всякого смысла. Мы с вами обсуждали, следует ли доктору Гудсеру остаться в лагере «Террор» с тяжелобольными, пока самые здоровые из нас предпримут попытку добраться до Большого Невольничьего озера с четырьмя лодками.

— Просто думал вслух, — пробормотал Крозье.

— Кто такая Мойра? — спросил Фицджеймс. — И почему она не должна посылать вас к причастию?

Поднимаясь по пологому склону, Крозье сдвинул шапку со лба и стянул к подбородку шерстяные шарфы, чтобы туманный морозный воздух обжигал лицо.

– Где же пирамида, черт возьми? — раздраженно осведомился он.

– Не знаю, — ответил Фицджеймс. — Даже в ясный солнечный день я всегда иду вдоль берега бухты до белого валуна рядом с айсбергами, а потом поворачиваю налево, к пирамиде на мысе.

– Мы не могли проскочить мимо, — сказал Крозье. — Мы бы уже находились на чертовом паковом льду.

Им потребовалось почти сорок пять минут, чтобы найти пирамиду в тумане. В какой-то момент, когда Крозье проворчал «этот треклятый белый зверь утащил ее куда-то и спрятал, чтобы сбить нас с толку», Фицджеймс лишь посмотрел на старшего по званию офицера и ничего не сказал.

Наконец, двигаясь ощупью плечом к плечу, точно два слепца, — не рискуя расходиться в стороны в клубящемся тумане в уверенности, что даже не услышат криков друг друга сквозь неумолчный грохот приближающегося грома, — они буквально наткнулись на пирамиду.

– Она стояла не здесь, — прохрипел Крозье.

– Похоже на то, — согласился второй капитан.

– Пирамида Росса с запиской Гора стояла на вершине возвышенности на оконечности мыса Виктори- Пойнт. А мы сейчас находимся ярдах в ста оттуда, почти в самом низу долины.

– Очень странно, — сказал Фицджеймс. — Френсис, вы много раз бывали в Арктике. Этот гром — и молнии, коли таковые засверкают, — обычное явление здесь в это время года?

– Я никогда прежде не слышал грома и не видел молний ранее середины лета, — проскрипел Крозье. — И вообще ни разу не слышал ничего подобного. Звучит как нечто ужасное.

– Что может быть ужаснее грозы в конце апреля, когда температура воздуха еще минусовая?

– Орудийный огонь, — сказал Крозье.

– Орудийный огонь?

— Со спасательного корабля, который прошел по открытым во льдах каналам от пролива Ланкастера и по проливу Пил для того лишь, чтобы обнаружить, что «Эребус» разрушен, а «Террор» покинут. Они будут палить из пушек двадцать четыре часа, чтобы привлечь наше внимание, а потом уплывут прочь.

– Пожалуйста, Френсис, прекратите, — сказал Фицджеймс. — Иначе меня вырвет. А я уже отблевал свое на сегодня.

– Извините, — сказал Крозье, роясь в карманах.

– Неужели действительно есть вероятность, что это стреляют пушки? — спросил молодой капитан. — По звуку очень похоже.

– Ни малейшей, — ответил Крозье. — Этот паковый лед простирается сплошняком до самой Гренландии.

– Тогда откуда туман? — спросил Фицджеймс голосом скорее просто любопытным, нежели удрученным. — Вы что-то ищете в карманах, капитан Крозье?

– Я забыл захватить с собой медный цилиндр для посланий, который мы взяли с «Террора», — признался Крозье. — Я чувствовал тяжесть в кармане по время панихиды и думал, что это цилиндр, но это всего лишь чертов пистолет.

– А бумагу вы захватили?

– Нет. Джопсон приготовил несколько листков, но я забыл их в палатке.

– А ручку вы принесли? Чернила? Я выяснил, что чернила быстро замерзают, если не носить чернильницу в мешочке близко к телу.