она так и будет медленно перемещаться по всем свободным помещениям, периодически расправляя крылья для подзарядки батарей, пока не встретит объект, в котором опознает человека. Мы проникаем в кладовку, переключаемся в инфракрасный диапазон и сразу обнаруживаем женщину, ничком лежащую на полу в спальном мешке. «Стрекозка» приближается, выдает параметры, и я тут же с облегчением понимаю, что женщина спит. Она лежит ничком, длинные черные волосы закрывают лицо, руки не связаны. Позже выясняется, что и дверь в кладовую не заперта. Женщина глубоко и ровно дышит, и, судя по всему, нет поводов вызывать милицию.
Я уже вплотную подошел к решению поведать обо всем шефу, я был почти уверен, что опередил «соседей» по крайней мере на шаг, и тут… меня снова провели. Соседи сделали мне ручкой, подсунув вместо себя новую жиличку, скорее всего наркоманку, которой нравится спать в кладовке. Либо у меня прогрессирует паралич мозга, либо рыжую стерву что-то спугнуло. Ни свет ни заря я поднял на ноги приятеля из Управы. В эпоху, когда квартиры сдают и снимают электронные риелторы, что-то трудно утаить, но точно так же трудно что-то выяснить.
По всем признакам, с момента выселения многодетного восточного друга квартира стояла пустая. А вчера вечером ее опять сняли, но данные пока находятся у маклера и не поступили в компьютер. Об этом же уверенно заявлял индикатор на двери. Мне снова не о чем докладывать…
Я выпрыгиваю из вчерашнего дня и окунаюсь в стрим покойного Юханова. Я щурюсь сквозь дым глазами Рона Юханова и думаю о том, что сказал Гирин. Пока что у меня есть время подумать. Мисс Лилиан и Линда шепчутся, обнявшись, я прихлебываю из стакана. Публика развлекается кто как может, но в целом тут спокойно. Не совсем то, к чему привык совладелец кабельных сетей, но не так ужасно, как он рассчитывал. Вероятно, он тоже о чем-то думает, разглядывая танцоров на подиуме. «Колдунью» облили, привязали и подожгли, вокруг нее скачут трое в сутанах с обнаженными членами, женщина извивается и кричит. Горит она очень натурально, хотя каждый ребенок может купить «холодный огонь» в ближайшей сувенирной лавке.
О чем может думать Рон? Может быть, он обдумывает письмо в адрес нашего Экспортного Совета, которое отослал еще позавчера, но Гирин о нем бы и не вспомнил, если бы не убийство. Или вспомнил, но к дознавателю Полонскому это письмо никакого отношения бы не имело.
…Мы просто подобрали то, что лежало на поверхности, сказал Гирин. Мы подобрали словосочетание «искренняя привязанность» и хотим отмыть его от налета цинизма. Мы выудили из лужи слово «любовь» и хотим, чтобы его произносили без иронической ухмылки. Это то, что всем так необходимо.
– И потому оно стоит так дорого, что по всей Москве набралось не больше ста сорока клиентов? – спросил я. – Все эти фишки расписаны в рекламе. Но конкуренты кричат, что вы всего лишь продаете качественный секс. Извращения на любой вкус, не так ли?
Гирин взглянул на меня с таким выражением, словно пытался объяснить теорему Пуанкаре перед аудиторией, набитой олигофренами.
– Ты можешь дать определение слову «эмоция»?
Так спросил меня Гирин, когда Экспертный Совет проголосовал за привлечение открытого перформера в качестве дознавателя. Они решили, что служба безопасности не должна совать нос в их информационное поле. Но будущий дознаватель обязан понимать, что именно он охраняет.
Эмоции.
Современные школьники всерьез считают эмоцией лишь стремление к успешной карьере, сказал Георгий Карлович. Грусть, радость, депрессия, ярость, обида – почти все лечится медикаментозно или посредством психоанализа. Добровольно или насильственно. Средние потребности среднего гражданина просчитаны и поддаются контролю. За бортом медицинских возможностей остается лишь сфера любовных привязанностей и прочие эмоциональные раздражители. Чтобы направлять их в верное русло, существуем мы. Ежегодно Останкино выбрасывает на рынок почти сотню реалити-шоу, из них половина – интерактивные, треть – так или иначе связаны с экстримом, а шестая часть проектов допускает увечья и гибель участников.
Конкуренция дошла до предела, сказал Гирин. Мы просчитываем вперед, в чем будет нуждаться обыватель в следующих сезонах. Карлович припомнил, как в детские годы смотрел по старому, плоскому еще телевизору смешную программу «Голод».
– Ты можешь себе представить, – спросил он, – что миллионы зрителей болели за людей, которым в большом городе было нечего кушать?
Я не мог себе это представить.
Эмоции уходят в прошлое, как и причины, их порождавшие, сказал Гирин. Например, тот же самый голод, холод, проблема жилья или детская смертность. Ведущие ток-шоу роют землю в поисках тем. Никого ничто не интересует, у всех все есть. Никто больше не ругает сексуальные меньшинства, потому что никто уже не знает, кого на самом деле меньше. После изменения гражданского законодательства пропал накал страстей вокруг однополых союзов. После того как двадцать лет назад был изобретен индивидуальный биочип, в простонародье именуемый принтом, резко пошла на убыль организованная преступность. А когда ООН приняло решение стрелять лазером в ладошку всем новорожденным младенцам на планете, стало ясно, что очень скоро человеку будет не скрыться от правосудия даже на дне океанской впадины.
Снимать темы про уголовщину уже моветон, сказал Гирин. И никого не интересуют шоу на тему «Кто самый умный?». В эпоху профильных знаний чужая широкая эрудиция даже не раздражает, а вызывает сочувствие. И зверей спасать уже неактуально, когда в домах пищат механические кошки! А над каждым диким тигром висит персональный спутник и помогает ему отлавливать антилоп!
И борьба феминисток ушла в прошлое. Они отвоевали так много, что добрались до самого предела и, не встречая сопротивления, впустую машут кулаками. От политики у публики начинаются рвотные позывы, а шоу, основанные на силовых противоборствах, исчерпали лимит фантазии.
Но людям необходимы сильные встряски, сказал шеф.
Сценарий «Халва» сразу купили восемьдесят человек в Москве, и пришли заказы от тридцати петербуржцев. Что любопытно, почти четверть от потенциальных заказчиков составили женщины. Насколько мне известно, фигурировали несколько десятков заявок из-за рубежа. Но некоторым видным людям «Халву» предоставили бесплатно. Ничего не скажешь, хитрый трюк. После их шумных восхищенных излияний на всю страну заявки на наш продукт посыпались градом. Если можно так выразиться о продукте, цена которого явно дороже участия в обычном реалити-шоу. Сразу стало не хватать перформеров.
Мы утерли нос конкурентам, мы показали этим задавакам из Голливуда, мы первыми заключили контракт с голландскими промоутерами на продажу сценариев за океаном. Мы продаем искренний секс. Мы продаем нежную привязанность. Мы продаем любовь…
Юханов спрашивал, нельзя ли пойти навстречу и предоставить ему постоянно действующий сценарий. Он даже готов на «Халву», пусть пересчитают. Он понимает, что у перформеров есть своя жизнь, но он готов лично обсудить этот вопрос с руководством. Он согласен отказаться от секса. Он категорически не согласен говорить с девушкой, играющей его супругу. Он планирует заплатить ей лично, помимо контракта, но через посредника, чтобы не разрушать образ, и так далее…
Он деловой человек и предлагает самые гибкие варианты. Например, одна неделя в месяц, но лучше две.
– Сумасшедший, хоть и не принято плохо говорить о покойниках, – подвел итог Гирин.
Я слушал шефа, откинувшись на лежанке, а техники уже фиксировали мою голову в захватах и готовились забросить меня туда, где я сейчас нахожусь. Я лежал и слушал шефа вполуха, поскольку знал, что вторично мой трюк не пройдет. После гибели Милены Харвик Костадис посылал отрывок своего сценария специально для меня и защитил его от других. А Рон Юхнович ничего не стирал; его стрим разделят на атомы, просеют через самое мелкое сито и передадут в Управление. Там есть еще два открытых перформера. Если выплывет хоть что-то…
А что может выплыть?
Я послушно протягивал руки для игл и электродов, шевелил губами и чувствовал себя преступником.
– Это абсолютно исключено, – напирал Гирин, как будто это я просил его предоставить в пользование эрзац Линды Юхнович. – Немыслимо… Рон готов был купить четвертую часть жизни этой девушки. Мы к такому оказались не готовы. Тем не менее мы соберемся и потребуем внеочередного Совета директоров.