всей Европе инвалидами несколько миллионов человек. Поклонники Магомета ликовали недолго, пандемия очень скоро перебросилась в Азию и развернулась там во всю мощь. В России болезнь встретили во всеоружии, на каждую тысячу заболевших было развернуто дополнительно тридцать коек. В результате сложилась весьма характерная для державы картина.

Обычные государственные больницы были переполнены. Состоятельные дети не желали, чтобы их престарелые родственники теснились вместе с несчастными инвалидами. Женские «отели» категорически протестовали против «подселений», их лидеры заявляли, что заведения типа «Ириса» выполняют иные функции, а тут еще принимать гриппозных, полуслепых, трясущихся, а главное – мужчин! Только мужчин им не хватало, после долгих лет борьбы. Дело дошло до забастовок персонала, баррикад и отказов покинуть здания. За койко-место в «Ирисе» стали платить вчетверо.

На общедоступных сайтах много говорилось о двух удачных замужествах донны. И о не менее удачных разводах, о сожительстве с одной почти коронованной особой женского пола, о скандальном расставании с этой особой, в результате которого госпожа Травкина стала называться донной Рафаэлой и получила шестизначную сумму отступных…

Чертовски умная и опасная стерва.

Сейчас здесь живут обиженные дамочки, но по официальным данным их не больше трех десятков. Донна содержит их бесплатно и как редкую диковинку показывает туристам. У меня крепнет подозрение, что большинство из приживалок – подставные утки, актрисы, приглашенные для поддержания имиджа заведения.

Зато здесь постоянно живут больше сотни суперобеспеченных старух и еще пара сотен просто обеспеченных. Спровадить дряхлую родственницу к донне считается модным и престижным. Рафаэла берет немало, но предоставляет первоклассное обслуживание. Но главное для ее «гостей» – не врачи высшей категории и не японская аппаратура, главное – это достойная компания. В отеле «Ирис и карамель» женщины с солидным прошлым не окажутся за соседним столиком с прачками и свинарками. По слухам, тут можно встретить как жен бывших министров, так и отошедших от дел предводительниц преступных кланов, но больше всего профессиональных феминисток, положивших жизнь на алтарь борьбы с мужчинами.

Увеселительные заведения находятся в соседнем куполе и никак не могут помешать размеренному существованию благородных матрон. А еще тут проводятся многочисленные платные курсы, и все спонсируются международными женскими организациями. Я заглянул на сайт «Ириса», прочитал внимательно все, что предлагалось к свободному просмотру, и не поленился изучить еще с десяток сайтов аналогичных организаций. Я понял главное. Каким образом зарабатывает деньги Рафаэла.

«Ирис и карамель» готовит молодежь.

Ничего страшного, все законно и прилично. Одно из подразделений готовит девушек, здесь не только рукопашный бой и методы ментальной защиты, здесь целая философская школа, отвечающая на вопрос: «Почему без мужчин жить лучше, чем с мужчинами?»

Это не мое дело. Мое дело – найти рыжую, найти тех, кто убил Милену Харвик, кто покушался на Костадиса.

На стыке коридоров встречаются два прозрачных лифта. В одном едут вверх штабеля ящиков с шампанским и целая пирамида роскошных тортов. В той капле, что ползет вниз, эвакуируют двоих.

На одной каталке лежит женщина, на другой – мужчина. Оба очень молоды, и оба находятся в крайне тяжелом состоянии. Медсестра удерживает на лице мужчины маску со шлангом. Девицу извлекают из лифта первой. Она довольно миленькая, но вся дрожит, пытаясь собраться в комок. На ее коже штук сорок мелких порезов и ссадин, кровь сочится, бежевая каталка под ней стала розовой.

– Не бери в голову, – на ходу роняет Коко. – Я сама когда-то занималась хеви-стрипом. Не так уж и больно, зато платят дурные бабки!

Когда мы выныриваем в коридор, идущий вокруг нижней террасы, охранница донны протягивает мне розовый плащ с капюшоном, а все остальные терпеливо ждут, пока я закутаю лицо.

Дальше мужчинам проход воспрещен.

Я уверен, что тут нет других мужчин, кроме меня, разве что кто-нибудь из невидимой обслуги без права появляться в гостевых секторах. Я слишком доверяю местной системе безопасности и слишком озабочен предстоящей встречей.

Поэтому стрельба застает меня врасплох.

Глядя с нижней террасы, из-под покрова тропиков, сложно оценить игру дизайнеров и восхититься ею. Розовый купол «левой груди» вздымается на колоссальную высоту, а внутри лежат мощные платформы, задрапированные под естественные скалы. Эти искусственные террасы обустроены с изысканной прихотливостью, флора и ландшафты каждого уровня резко отличаются от предыдущих, а лифты и лесенки умело скрыты в гротах и недрах «пещер». Где-то шумит водопад и покрикивают обезьяны. Где-то играет гитара, жгут костер и жарят шашлыки.

Проход позади закрылся, теперь на его месте морщинистая поверхность камня, по разноцветным вкраплениям с журчанием сбегают потоки воды и колышется трехметровый веер банановой пальмы. В распадке я замечаю устье ручья с подсвеченным дном. С другой стороны, метрах в ста, возвышается пагода со светящимися фонариками по углам. Окна пагоды задвинуты бумажными шторами, сквозь них заметны мечущиеся тени. Внезапно птицы поднимают такой галдеж, что заглушают слова Коко.

– …Если потеряемся, – заканчивает она, указывая вверх.

Оказывается, если я каким-то чудом отобьюсь от группы, надо двигаться все время вверх по указателям, и тогда я неминуемо попаду на верхнюю террасу. Мы идем к лифту, гуськом за теткой в десантной форме, ковер перегноя пружинит под ногами. Птицы снова засыпают, в ароматной атмосфере разливается стрекотание цикад. Капля лифта взбирается по каналу в искусственном скальном масиве, через равные промежутки мы минуем очередное окно, и с каждым окном становится чуточку светлее. Там внизу тысячи сонных тропинок, подсвеченных огоньками, там кроны кокосовых пальм и россыпи лотосов над дремлющими прудами. Минуем почти незаметную сеть, знаменующую ярус. Наверное, нижним птицам не положено залетать наверх, и наоборот. Я еще не вполне пришел в себя от красоты первого этажа, как вдруг рядом возникает бамбуковый лес. Возникает лес, и возникает звук. Видимо, откуда-то сбоку специально подают воздух, имитируя ветер, и бамбук поет. Здесь я тоже далеко не сразу вижу людей, лифт проходит, не останавливаясь, зато я замечаю настоящую гигантскую панду. Сначала одну, а потом еще двух, методично отправляющих в рот свежие побеги.

Мы воспаряем еще на два уровня вверх, здесь уже почти жарко, шумно и весело, здесь беснуются оркестры и гогочут распахнутые рты. Над вертящимися танцполами кружатся бабочки, никогда не рождавшиеся на Земле, бабочки с метровым размахом крыльев. А над бабочками кружат скрины объемных театров, их удобно созерцать лежа на спине в бархатной траве. И в травах, среди пологих миниатюрных дюн, действительно лежат, и обнимаются, и, похоже, занимаются любовью. С экранов театров катится мощный поток света, катится локомотив медиативного рока; это музыка, которая не может существовать без изображения, без бешеного напора цвета и фантастических образов. После получаса медиарока продвинутым слушателям становится неважно, что происходит вне сознания, им неважно, кто они и где находятся…

А в следующую секунду и для меня все становится неважно, потому что нам навстречу, размахивая конечностями, пролетает девушка в пятнистой форме.

Донна кричит, лифт дергается и вдруг бросается вверх с удвоенной скоростью. Все разговаривают одновременно, и каждая – со своим скрином. Псы насторожили уши. Коко деловито натягивает перчатки.

Бамбуковый лес остался внизу, внизу остались деревни на сваях, мерцающее зеркало пруда и нити голубого водопада. Там десятки женщин оторвались от трапезы, от столиков с бутылками, от объятий под мурлыканье оркестра и запрокинули головы.

Навстречу нам пролетает вторая «амазонка». Эта не машет руками, она шлепается на невидимую сеть и, несколько раз подпрыгнув, замирает.

– Зашибись, у донны опять разборки! – говорит Коко и достает из-за корсета что-то металлическое.

Похожее на кастет.

Мы выходим, и доги сразу берут след. Они уносятся по тропе, «пятнистая» девушка галопом мчится