Премудрости Божьей в Никее, и его результаты вряд ли могли кого-то удивить. Иконоборчество было осуждено, но верующих предостерегли против превращения почитания икон в культ. Империя восприняла эти новости с облегчением, веря, что долгий кошмар наконец-то закончился. Иконоборчество шло на убыль десятилетиями, и только рвение императора поддерживало его. Когда оно было осуждено, в его защиту не раздалось ни единого голоса.

Религиозная победа должна была стать для Ирины ее высшим достижением, после которого ей следовало покончить с регентством и передать властные полномочия своему сыну. Традиционно регентство оканчивалось, когда подопечному исполнялось шестнадцать, а Константину VI сейчас было уже за двадцать. Однако целью Ирины всегда была именно власть, а не что-то другое, и она не собиралась слагать ее в пользу своего жалкого сына. Константин VI был человеком достаточно слабым, чтобы им можно было с легкостью манипулировать, и все могло пройти гладко, если бы Ирина умерила свое честолюбие. Увы, подобные ограничения были чужды ее природе. Убрав лик своего сына с имперских денег, она стала выпускать монеты, на обеих сторонах которых имелось только ее изображения.[114] Не удовольствовавшись этим бессмысленным оскорблением, она издала императорский декрет, в котором объявила себя старшим императором — имеющим, таким образом, верховенство над Константином VI. Когда несколько полководцев стали возражать, требуя, чтобы трон получил законный император, Ирина в гневе казнила их, а ее обескураженного сына жестоко избили и бросили в тюрьму.

Вряд ли императрица могла разрешить ситуацию худшим образом. Даже успешный император дважды подумал бы, прежде чем восстанавливать против себя армию — а в военном отношении Ирина была на грани катастрофы. Из-за бесконечных чисток эффективность армии во время ее правления катастрофически снизилась, а лояльность войск оказалась слабой. В последние два года империя потерпела серьезные поражения от арабов, болгар и франков — и у народа неизбежно возобновились давние подозрения, что иконоборцы, возможно, были правы. В рядах армии вспыхнул мятеж. Вскоре разъяренные толпы заполонили улицы Константинополя, требуя от Ирины отречься от трона в пользу своего сына. В одну ночь преобразившись из узника в народного героя, Константин VI перенесся из тюремной камеры на трон, а Ирина была помещена под домашний арест в одном из ее многочисленных дворцов.

Но Константин VI не принимал активного участия в событиях до того, как был брошен в тюрьму, не обратился он к делам и на троне. Не обладающего ни крупицей честолюбия молодого принца устраивало, как жизнь идет сама по себе, и вскоре он доказал, что ни к чему не пригоден. Когда арабская армия вторглась на территорию империи, он сразу же испугался, согласившись на переговоры о мире — что обещало быть одновременно и унизительным, и чрезвычайно дорогостоящим.

В итоге обвинения в трусости заставили его самого выйти на поле боя, но при виде врага он потерял мужество и ударился в панику, окончательно запятнав тем свое имя. Катастрофа убедила его вернуть власть своей матери; приняв это ужасное решение, он выступил с войском, чтобы потерпеть другое катастрофическое поражение от рук болгар. Недовольная имперская гвардия составила заговор, чтобы избавиться и от Ирины, и от ее никчемного сына — но сведения об этом каким-то образом просочились наружу. Крайне испуганный император повел себя чрезвычайно агрессивно, приказав отрезать языки виновным.

Эта бессмысленная жестокость стоила Константину VI последних остатков поддержки армии, и Ирина приняла решение избавиться от своего жалкого сына раз и навсегда. Константин уже возлагал на своих солдат вину зэ поражение от болгар, и ей не составило труда убедить его наказать неудачливые войска, вытатуировав слово «предатель» на лице тысячи человек, выбранных из числа солдат. Как Ирина и рассчитывала, это действие привело к тому, что императора теперь поносили больше всех людей в городе. Лишившись всех друзей и союзников, Константин VI теперь оказался беззащитен перед своим самым грозным врагом.

В мае 797 года умер маленький сын Константина, и пока император горевал, Ирина нанесла удар. Когда он ехал домой с Ипподрома, несколько человек из ее дворцовой стражи выскочила из кустов и попыталась схватить его. Императору удалось сбежать в доки, но вскоре его схватили там и притащили в Большой дворец. Там, в той самой комнате, где он родился двадцать шесть лет назад, он по приказу Ирины был ослеплен настолько жестоко, что умер.

Занятая государственными делами, Ирина никогда не была для него настоящей матерью. Как и всех имперских наследников, его взрастили армии нянек и наставников, и у него было слишком мало времени, чтобы за период взросления сблизиться с обоими своими родителями. Тем не менее столь подлое убийство глубоко потрясло империю. Ирина нарушила материнские узы, которые считал священными каждый гражданин, начиная от высокопоставленного патриция и заканчивая последним конюшим. Она утратила часть своей человечности, и хотя ее подданные позволили ей править дальше, они уже не могли оказывать ей уважения.

Ирина первой из женщин правила Римской империей не как регент или императрица, а как полновластный император, но ей недолго пришлось наслаждаться этим положением. Чувство вины лишило ее части сил, и когда арабы почуяли слабость и нахлынули снова, она немедленно предложила им огромный выкуп, который империя не могла себе позволить. Стараясь укрепить свою слабеющую популярность, она предприняла поездку в золоченой колеснице, в которую были запряжены прекрасные белые лошади, бросая в толпу золотые монеты. Собравшейся народ принял деньги, но его любовь нельзя было купить так легко. Все были хорошо осведомлены, что из-за обещанной ею дани сарацинам сокровищница была почти опустошена, и то, что она швыряла остатки толпе, только усилило общее презрение к ней. Единственной неожиданностью стало то, что восстание, когда оно наконец разразилось, имело в истоке не недовольного византийца, а варвара с далекого Запада.