свирепствовали в лагерях, влачили жалкое, скотское существование, избавить от которого могла только смерть. Как только люди утрачивали способность работать на оружейных заводах или в карьерах, примыкавших к лагерям, их немедленно умерщвляли. Золотые коронки с трупов отправляли в Берлин, волосами набивали матрасы, а жир, полученный из тел, перерабатывали на мыло. Так претворялись в жизнь дьявольские планы Адольфа Гитлера и его приспешников.
Классическим продуктом извращенной логики нацизма был, как и Менгеле, Адольф Эйхман. Он не усматривал зла в том, что творил, считая себя всего лишь добросовестным исполнителем приказов. День за днем, когда Германия начала терпеть поражения на всех фронтах, Эйхман отменял госпитальные поезда, с тем чтобы использовать подвижной состав для разгрузки гетто в Восточной Европе и загрузки печей в концлагерях. Вполне могло показаться, что этот сын рядового бухгалтера был скорее махровым бюрократом, нежели злоумышленником. О леденящих кровь 'проделках' Эйхмана стало известно только после краха нацистской Германии в мае 1945 года.
В самый разгар массовой бойни со всей Европы в концлагеря каждую неделю стекались сотни эшелонов с людьми. В середине 1943 года в гитлеровских лагерях еженедельно умирало около трети узников. Изможденные люди старались устроиться на работу в лагерные клиники, брались за все, что давало хоть какой-то шанс на выживание.
При входе в лагерь заключенных встречал циничный и издевательский лозунг, по приказу Гиммлера вывешенный на воротах: 'Труд делает свободным'. Атмосфера всепоглощающего ужаса и смерти, царившая в лагерях, изобличала эту гнусную ложь.
Подобные бесчинства творились не только в концлагерях. Пока немецкие солдаты гибли под Сталинградом и Харьковом, отряды карателей повсеместно бесчестили свою нацию массовыми экзекуциями. Герман Грабе, немецкий инженер, строивший дороги на оккупированной Украине, описывал такую сцену: 'Люди молча, без криков и плача, раздевались, стараясь держаться семьями, прощались друг с другом в ожидании сигнала эсэсовца, стоявшего с хлыстом в руке у ямы. Я в течение пятнадцати минут был рядом. Никто не жаловался, не просил пощады. Я наблюдал за одной семьей… Седая старуха держала на руках годовалого ребенка. Она ласкала его, тихо напевая. Младенец мирно ворковал в ответ на ее ласки. Родители смотрели на них глазами, полными слез. Отец держал за руку мальчика лет десяти и что-то тихо и мягко говорил ему. Мальчик едва сдерживал слезы. Отец указывал на небо и гладил сына по голове.
В этот момент эсэсовец с хлыстом что-то крикнул своему напарнику. Тот отсчитал около двадцати человек и повел их за земляную насыпь. Среди них была и семья, за которой я наблюдал. Хорошо помню, как худенькая черноволосая девочка, проходя мимо меня, указала на себя и сказала: 'Двадцать три'. Я обошел насыпь и остановился перед огромной ямой. В ней вповалку лежали люди, плотно прижатые друг к другу, видны были только окровавленные головы. Некоторые еще шевелились. В яме, заполненной на две трети, было не менее тысячи убитых. Я посмотрел на человека, который исполнял роль палача. Эсэсовец сидел на краю ямы, свесив ноги вниз, и курил. На коленях у него лежал автомат. Раздетые догола люди спускались по земляным ступеням и по телам лежащих в яме пробирались к местам, куда он указывал…'
'Лучше умереть стоя…'
К концу войны нацисты прилагали отчаянные усилия, спеша уничтожить в оккупированных странах запланированные девять миллионов евреев. В суровые для Германии дни 1944 года, когда советские войска стремительно продвигались по Восточной Европе, Эйхману удалось вынудить венгров выдать восемьсот тысяч евреев — едва ли не половину еврейского населения страны. Все они были отравлены газом в Освенциме. По словам Эйхмана, это принесло ему 'глубочайшее удовлетворение'.
Нацистская пропаганда постоянно вещала о том, что евреи проявляли слабость в жизненной борьбе, смиренно, без сопротивления покорялись судьбе. На самом же деле это была наглая ложь. Безоружным людям — женщинам, детям, старикам — негде было укрыться в случае побега, у них не было никаких шансов на успех в схватке с вымуштрованными и откормленными охранниками. И все-таки они убегали, сопротивлялись, боролись. Нет, не все у нацистов шло так гладко, как вещала их пропаганда. Во время вооруженного восстания в Заксенхаузене было убито много охранников, а в 1944 году в Освенциме борцы еврейского подполья взорвали печи крематория. На территории Белоруссии действовали еврейские партизанские отряды. Самым ярким проявлением самоотверженной борьбы узников было восстание варшавского гетто. Когда в 1944 году Гитлер приказал уничтожить его, польские евреи отказались безропотно грузиться в эшелоны. Захватывая у эсэсовцев оружие, они вступили в неравный бой с фашистскими головорезами.
Немцам понадобилось полдивизии эсэсовцев с бронетехникой и четыре месяца ожесточенных схваток, чтобы подавить сопротивление варшавского гетто. Правда, восставшим это стоило пятидесяти шести тысяч жизней. Но это были жизни, отданные в борьбе.
Тогда как многие надзиратели, охранники и рядовые убийцы оправдывали творимые в лагерях смерти бесчинства тем, что они 'только выполняли приказы', главные виновники геноцида знали, что их ожидает. Персонал Освенцима так усердно заметал следы, что покинул лагерь лишь за сутки до того, как советские войска освободили оставшихся заключенных.
Воздух в лагере был насыщен тошнотворно-сладковатым запахом горелой человеческой плоти, а в еще дымившем крематории лежали подготовленные к сожжению трупы. В одном из складских бараков, названном нацистами 'Канадой' из-за его огромных размеров, русские солдаты обнаружили горы человеческих волос, нижнего белья, одежды, золотых зубов и ювелирных изделий, предназначенных для отправки в рейхсбанк. Гесс планировал уничтожить Освенцим, но не успел.
Однако коменданту Треблинки Францу Штанглю все-таки удалось уничтожить свой лагерь. О том, что здесь была фабрика смерти, теперь свидетельствуют только рельсы железнодорожного полотна да ярко- зеленая трава на плодородном, удобренном человеческим пеплом слое почвы, толщина которого в отдельных местах достигает нескольких метров.
На западе нацистские лагеря Бельзен и Бухенвальд были освобождены американцами и англичанами.
Комендант Бельзена Йозеф Крамер был поражен яростью британских солдат, которые освобождали его 'владения'. Он никак не мог понять, почему те были так враждебно настроены против него. На послевоенном процессе, где его судили за преступления в лагерях Натцвейлер, Освенцим и Бельзен, Крамер заявил судьям: 'Я не испытывал никакой жалости к заключенным. Я получил приказ убивать их и именно этим и занимался. Ведь нельзя ожидать от солдата в военное время, чтобы он не выполнял приказы!'
Но Крамер, как и большинство других нацистских преступников, пытался скрыться. Они знали, что их аргумент о слепом повиновении приказам не сработает в суде, презирающем человеконенавистнические теории Адольфа Гитлера. Прибегнув к услугам 'Организации бывших членов СС' (ОДЕССА), они использовали деньги с секретных счетов в швейцарских банках, чтобы заплатить за новые имена, документы и жизнь в отдаленных уголках земли. Значительная часть этих денег принадлежала их жертвам, за умерщвлением которых они надзирали в лагерях. Это был какой-то немыслимый зигзаг судьбы, ее злая ирония, когда эсэсовцы, которые когда-то безуспешно пытались выявить у швейцарских банкиров имена их богатых клиентов еврейской национальности, теперь воспользовались теми же незыблемыми традициями тайны вкладов, чтобы скрыться самим.
Убежище для преступников
Самым предпочтительным направлением для бегства бывших нацистов была Южная Америка, где военные режимы уже давно проявляли сочувствие к их делам. Эйхман скрылся в Аргентине, Менгеле — в Бразилии, Йозеф Шваммбергер, комендант концлагеря в Пшемысле, — в Аргентине, Алоиз Брюннер, изобретатель передвижных газовых душегубок и инициатор депортации сорока шести тысяч греческих евреев в Освенцим, нашел убежище в Дамаске…
Над теми же, кому не удалось скрыться от правосудия, состоялся судебный процесс. Главные военные преступники предстали перед Международным трибуналом в Нюрнберге.
Но хватило и до сих пор хватает работы и таким людям, как бывший узник одного из нацистских концлагерей Симон Визенталь, который за годы войны потерял восемьдесят родственников. Это они,
