Мне горько.И все-таки всё это — счастье.И то, что я страстно, горюче тоскую,и то, что, страшась неизбежной напасти,на призрак, на малую тень негодую.Мне страшно…И все-таки всё это — счастье.О, пусть эти слезы и это удушье,пусть хлещут упреки, как ветки в ненастье.Страшней — всепрощенье. Страшней — равнодушье.Любовь не прощает. И всё это — счастье.Я знаю теперь, что она убивает,не ждет состраданья, не делится властью.Покуда прекрасна, покуда живая.Покуда она не утеха, а — счастье.1952
ТОТ ГОД
И я всю жизнь свою припоминала,и все припоминала жизнь мояв тот год, когда со дна морей, с каналоввдруг возвращаться начали друзья.Зачем скрывать — их возвращалось мало.Семнадцать лет — всегда семнадцать лет.Но те, кто возвращались, — шли сначала,чтоб получить свой старый партбилет.Я не прибавлю к этому ни звука,ни стона даже: заново живем.Ну что ж еще? Товарищ, дай мне руку!Как хорошо, что мы опять вдвоем.1955
'Здесь лежат ленинградцы…'
Здесь лежат ленинградцы.Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.Рядом с ними солдаты-красноармейцы. Всею жизнью своею они защищали тебя, Ленинград, колыбель революции.Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,так их много под вечной охраной гранита.Но знай, внимающий этим камням:никто не забыт, и ничто не забыто.В город ломились враги, в броню и железо одеты,но с армией вместе всталирабочие, школьники, учителя, ополченцы.И все, как один, сказали они:«Скорее смерть испугается нас, чем мы смерти».Не забыта голодная, лютая, темнаязима сорок первого — сорок второго, ни свирепость обстрелов,ни ужас бомбежек в сорок третьем.Вся земля городская пробита.Ни одной вашей жизни, товарищи, не позабыто.Под непрерывным огнем с неба, с земли и с водыподвиг свой ежедневныйвы свершали достойно и просто,и вместе с отчизной своейвы все одержали победу.Так пусть же пред жизнью бессмертною вашейна этом печально-торжественном полевечно склоняет знамена народ благодарный,Родина-мать и город-герой Ленинград.1956
