— Капитан… Капитан послал меня к главному, — тотчас затараторила Ада.
— Капитан? — переспросил Шагар. — Ишь ты!
Ада глянула через плечо. Нельзя было позволять себе этого виноватого жеста! Но она не смогла себя пересилить. А вдруг Урук уже несется на выручку с обнаженным мечом.
— Врет, собака. — Зал сжал ее руку повыше локтя. — Гляньте, рубаха обрезана.
— Что хотел капитан? — спросил Бараш.
— Солдат.
— Гм… Сколько?
— Двадцать пять.
Нифилимы переглянулись. Бараш выпятил губы. Шагар нахмурился. Зал фыркнул. Они взвешивали названное количество. Много? Мало? Урук бы знал, какую цифру назвать, он наблюдал за Нифилим и их движением. Но Урук далеко.
— Сколько-сколько? — спросил Шагдр.
— Двадцать пять, — увереннее повторила Ада.
— Двадцать пять…
Ада кивнула.
— Врет, — спокойно заявил Шагар.
— А вот сейчас мы с него шкуру снимем, правда-то и проступит, — и Зал тут же потянулся к бичу.
— А поставим-ка его сюда, к стене, — предложил Бараш.
Зал и Шагар схватили ее с двух сторон за руки и швырнули к стене. Ада ударилась о неровную поверхность скалы и вскрикнула. Рубаха натянулась на груди.
— Девка, — изрек Бараш.
На Урука Ада уже не надеялась. Она смотрела вдоль цепочки факелов, ожидая увидеть его убегающую фигуру. Да и чему тут удивляться? Ведь здесь трое стражников.
— Интересно, интересно, — почесал затылок Зал.
— Надо к главному ее, пусть он разбирается, — предложил Шагар.
— Это верно, — согласился Бараш. — Но сначала обыщем. Мало ли что…
Ада закрыла глаза. Шагар и Зал принялись ее обшаривать. Сотни раз ее обыскивали, но она так и не привыкла к грубым прикосновениям чужих рук.
— Ничего, — и Шагар швырнул ее обратно к стене.
— Я ее не узнаю, — прищурился Бараш, поднося факел к лицу пленницы. — А вы? Шагар?
— Нет.
— Зал?
— Нет… Грязная, собака.
— Можно плеткой грязь счистить, — мило пошутил Бараш.
— Постой-ка. — Зал схватил Аду за подбородок. Всмотрелся. — Это же моя подружка! Та самая, беглянка.
— Не может быть, — не поверил Шагар.
— Она, она! Точно она.
— Ну, тогда она знает, какое почетное место займет ее дурная башка. — Он с отеческой улыбкою оглядел Аду. — Первая заповедь раба. Помнишь?
Ада кивнула.
— Бежавшему… Бежавшему… — Слово «смерть» никак не выговаривалось.
Тут раздался шум шагов, и Бараш резко обернулся. Ада тоже вытянула шею. Шагар и Зал вцепились в ее руки мертвой хваткой. Еще долго она носила на коже синие следы от их пальцев.
Урук приближался скорым шагом, почти бегом. Обеими руками он держал перед собою корзину.
— Ишь, разбежался, — буркнул Бараш и гаркнул: — Стоп!
Но Урук, не останавливаясь, запустил корзину в лицо Барашу. Зубы пса сомкнулись на физиономии стражника, кровь хлынула ручьем.
Остальное Ада видела как в тумане. Прошли годы, и когда ее младший сын расспрашивал ее о войне, она не могла описать эту схватку.
Шагар и Зал ее вдруг выпустили, она рухнула. Оказалось, что они непроизвольно подняли ее над полом пещеры.
Падая, Ада инстинктивно схватилась за руку Шагара.
— Отцепись! — завопил он, выдергивая руку. Он ударил ее, потом еще раз, по плечу, по лицу, но она сжала зубы, закрыла глаза и держалась, вцепившись в него обеими руками. Потом Шагар вдруг рухнул, и она вместе с ним.
— Капитан! Капитан!
Кишар обернулся на зов и увидел бегущего по склону молодого воина, очевидно, гонца. Торопится, весь в грязи. Рука козырьком прижата ко лбу, прячет лицо от дождя.
— Подожди.
И Кишар снова склонился над картой.
Гонец застыл на почтительном расстоянии.
Кишар навалился на стол, и тот заскрипел. Эту шаткую конструкцию рабы соорудили лишь часа за два до битвы, как и скамеечку, на которой восседал капитан нифилимов. Рядом деловито поправлял барабан Халаф, личный барабанщик Кишара. Халаф ненавидел дождь, от него портились барабаны.
Нифилимы уже выстроились к бою. Впереди — самые высокие мужчины; сзади — самые свирепые, по большей части, женщины. Плечо к плечу, ряд за рядом стояли они, готовые отразить врага. За всю жизнь не доводилось еще Кишару видеть столь внушительного боевого строя.
С обеих сторон долину сжимали крутые склоны, исключавшие обходной маневр. Кишар, впрочем, и не ожидал от врага каких-либо хитроумных ходов. Черноголовые попрут прямиком, в лоб, надеясь на численное превосходство. Собственно говоря, на их месте и он поступил бы так же. Сила гнет соломушку, большая армия и создана для того, чтобы крушить мелкие силы противника. Таково правило. Но смелость, боевая выучка, опыт и удача нередко приводят к исключениям.
Кишар обвел пальцем очертания долины на карте. Пергамент отсырел, но линии не стерлись. Капитан мучился, видя, как портятся от дождя его карты. Самые ценные он не выносил из своей квартиры.
Карта страдала неточностями. Овраг в северной части долины был изображен с мягким поворотом к востоку, который на деле оказался гораздо круче.
Кишар долго размышлял об этой странной извилине, раздумывая, какую бы ему извлечь из нее пользу. Можно разместить на вершинах солдат с дротиками или камнями. Но для нифилимов швыряние камней — удел страшнее поражения, великое бесчестие, и Кишар с сожалением отказался от этой мысли. Хотелось также начать битву там, где овраг выходил на равнину. Враг лавирует между холмами и выходит прямо в зубы поджидающим легионам нифилимов. Но чрезмерно хитроумные планы неуместны при подготовке к битве, они чреваты непредвиденными сопутствующими обстоятельствами и могут превратить победу в поражение. Кроме того, Лагассар и так приготовила сюрприз для неприятеля.
Кишар повернулся к гонцу.
— Что у тебя?
— Черноголовые в Иссохших Холмах.
— Сколько им еще идти до выхода на исходный рубеж?
— Час, капитан.
Кишар кивнул.
— Разведка у них есть?
— Была. Пятеро. Уничтожены.
— Хорошо. Значит, о Лагассар они не знают.
— Нет, капитан.
Кишар улыбнулся. Победа, можно считать, у них кармане.
