Резиновый городовой, лупя большие резиновые тускло-прорисованные глаза — пошевелил правой бровью и забулькал: Буль Бу Бу буль бу бу буль буль бу бу бэ бэ бэ бу бу бу — и как скажите его понимать? Губы резинового городового задрыгались превращая его речь в нечленораздельное буль-буль непоймичего фырканье, и тут черт меня дернул улыбнуться, да не просто, а как говорится во все воронье горло… Ржачный приступ вырвался спазмами гомерического смеха, прорвало твою налево…
Далее помню фрагментарно, резкая тупая боль в области пятого шейного позвонка парализовала меня, и мой неуместный смех, и мою глупейшую улыбку. И поток мыслей завихлял как пьяный, и ноги от боли стали ватными и непослушными. Волной накатил второй приступ боли, болезненный жалящий отзвук. Сознание меня предательски покинуло, подкошенный я пал ниц, вероятно представитель закона принял мой неуместный смех за личное оскорбление и ударил меня тростью посохом с внушительным костяным набалдашником по пятому шейному позвонку. Резиновый человек уебашил биологически чистого человека — событие немыслимое для нижегородчины здесь же в Пенькове видать немного другие региональные законы…
Очнулся я аж через несколько лет. Удар костяным набалдашником практически уничтожил ваш пятый позвонок, который, как сухарь, рассыпался в прах и посему был заменен резиновым — слушал я рассказ доктора Алисфера Моисеевича Купитмана — и нам естественно пришлось прибегнуть к… В волнении я попытался открыть рот и спросить его доктора Алисфера Моисеевича выспросить и к чему же они прибегли уж не к процедуре ли орезиневания? Губы мои, как впрочем, и рот, и лицо были какими-то неестественно сухими и распухшими, вместо собственного голоса я услышал, странное: Буль Бу Бу Бу Бу буль — резиновые губы завибрировали, запрыгали, задрыгались превращая речь мою в бессмысленное нечленораздельное бу-бу-булькание. Оторопев, я нервно засмеялся, а из моих глаз градом покатились слезы, о господи они сделали меня резиновым!
Как я узнал позже, в процессе лечения врачи столкнулись с отторжением имплантата позвонка, и посему избежать летального исхода можно было только орезиневанием всего тела. Дорогостоящая лечебная процедура затянулась на долгие 6 лет, все это время я находился в сменяемом резиновом растворе, до тех пор, пока последняя часть меня не стала нужного состава. Не было другого способа спаси мою жизнь кроме как не ввести в мой состав — сыворотку живой резины. Резина пропитала меня из внутри стала моей новой кровью, а затем превратила и все мои органы и всего меня в вечно живую резиновую куклу способную жить и говорить булькая буль-бульками. Еще через полгода обучения на курсах городовых мне выдали высоченный черно-белый цилиндр, новый кожаный плащ, высокие ботинки на платформе и сильно расклешенные трикотажные брюки — в общем, служебное обмундирование городового Пеньковского уезда. Мой перекресток был на окраине города, в моих руках был жезл власти — посох с большим костяным шаром на конце. Вот такую злую шутку сыграла со мной судьба. Я и сейчас с удовольствием огрею вас посохом ни за что ни про что, я и сейчас дежурю в Пенькове на пересечении 12 Фронт-авеню и проезда Гвардейца Поющего, всегда ваш Диометрат Каноньев Супер-интендант 1 уровня значимости 6-го отряда Резиновой Жандармерии города Пенькова.
P.S. В жандармерию мне пришлось пойти работать из-за того, что моё недешевое лечение любезно оплатила в кредит мэрия Пенькова, и свой долг я мог отдать только соглашаясь на работу городовым Пенькова, контракт был заключен всего на 24 года…
Мы уже достигли сердцевины этого невзрачного квартала. На перекрестке я увидел стоящего с посохом городового, он тоже заметил нас и государственными жестами приказывал нам остановиться и припарковать транспорт.
— Хорошо печеньку разжевал? Хихикать не будешь? — подмигнул мне автор, и скрипнув дверью вышел из машины прямиком навстречу городовому. Машина как-то поблекла за время нашего пути, бока уж не серебрились, двери подозрительно громко скрипели, да тормозные колодки скрежетали мама не горюй, кабздец ей пришел короче. Я проследовал за автором, осторожно прикрыв за собой дверь, которая держалась буквально на честном слове. Поравнявшись с государственным слугой Гимениус, на безопасном расстоянии от городового, забулькал какие-то фразы:
— Бу бу бубубубубубубу Бульбуб, бубуб, бульбуль буль буб бу бубубубубубу — сказал Гимениус.
Вместе с содержанием рассказа «Пеньковский городовой» в мою кровь впитались и богатые сноски, и небольшой ограниченный словарь разговорник, естественно с транскрипцией, резиновый диалект был не сложен, частично я понимал содержание фраз обращенных к городовому. Смысл сводился к тому, что Гимениус сразу сказал, что он де автор, и здесь мы проездом, и если городовой пороется в кулуарах своего бессознательного, он легко вспомнит, чьему перу обязана своим появлением местная действительность и все такое. И у меня и у Гимениуса были искусственно сочиненные каменные ничего не выражающие лица, еще бы никто не хотел получить по шее массивным костяным набалдашником.
Вот это да, и резиновые глаза могут расширяться от удивления, буквально через минуту молчания городового, порылся он, видать, в бессознательном. Ну, так вот через минуту глаза его плохо- прорисованные и тусклые полезли на лоб. На лице его резиновом, возникла положительная гримаса, отдаленно напоминающая улыбку. Да, вы не поверите, тусклое прорезиненное госсущество улыбалось и это означало одно — он узнал создателя.
— Буб, бу, бубунь-бунб бу бу бу дубу буду бубубу дудудубу ду бубубубу дудуду буууууу бууууууу — сказал городовой, захлебываясь от волнения смешанного с искренним уважением и восхищением к автору.
— Буууууууууууууууууу — провыл в ответ Гимениус.
Городовой рассыпался в комплиментах, он выражал свое благоговение мастером слова и благодарил последнего за возможность возникнуть из пустоты. В ответ Гимениус указал на разваливающееся Субару и пробулькал что-то мне не до конца понятное про Черные автобусы. Резиновый городовой, задумавшись, мотнул головой, и мы побрели вглубь района. Через полквартала мы втроем вышли на оживленную площадь.
Что тут было! При появлении Гимениуса на площади возникло стихийное ликование. Боевые Черепахи завидев Гимениуса подняли в воздух автоматы и пистолеты, и, улюлюкая палили почем зря в воздух, какой-то старик и помощник Перельман тут же повисли на мастере. Все были перевозбуждены и счастливы. Гимениус! Гимениус! — кричали с разных сторон.
— Ба да тут знакомые все лица — громыхал зардевшийся от смущения Гимениус.
В глубине площади виднелся черный роскошный автобус, ах какой красивый мощный прямо таки завораживающий автомобиль. Павловские Черные Автобусы Жизни имеют богатую легендарную историю — напомнил Тим Род, в руках его был черный толстый талмуд в обложке из грубой свиной кожи с толстыми картонными страницами с иллюстрациями и чертежами, Корректор прочел обложку «Сказка о…»
Глава 12 (с бонусным приложением) Поземные женщины. Волшебные процедуры
— Ты что думала так просто тебе и умереть дадут? Ну и дура ты в таком случае. Совершенно не знаешь местных обычаев. Кого быть может, и казнили бы в два счета, даже и шоу не устраивали бы такое грандиозное, но только не тебя малышка. И пусть тебе будет горько услышать то, что я сейчас скажу…
Эмми открыла глаза. Перед Эмми расхаживала средней полноты двухголовая дама с вавилоном на правой голове, и как ни в чем не бывало, словно они щебетали так всегда, разговаривала с Эмми. Дама видать не из простых — богато одета. На ней было роскошное дизайнерское платье из тончайшего светлого трикотажа, с косым вырезом на груди, а на плечах массивная меховая накидка выделанная шкурка черно-белого горностая, на одной из голов дамы был накинут прямоугольный мешок плотной ткани, причудливо закрепленный на шее металлическими обручами-стяжками.
Эмми приходила в себя. Она удивленно приподняла голову, голова была свободна, сдерживающего хомута не было, никто не стал ей мешать. Осмотрелась. Небольшая больничная палата, голубые полупрозрачные стены, какое-то электронное оборудование помаргивало десятком цветных лампочек, чистые белые простыни, нежная подушка, легкое стеганое одеяло, выше бутылочки физраствора на хромированных золотом жердочках штырьках, под потолком гигантская люстра абажур с энергозатратными лампами накаливания. Электроэнергию здесь не экономят, вдруг подумалось девочке. Вкруг её кровати
