мной, мне скучно. А так как вы не можете быть со мной постоянно, то я и решил уехать.
— Как вы не правы, Атос! Не того требуют ваше происхождение и ваши дарования. Люди вашего закала не вправе зарывать в землю свой талант.
Взгляните на мою старую ла-рошельскую шпагу, на ее испанский клинок; она верой и правдой служила мне тридцать лет, пока не упала однажды на мраморные ступеньки Лувра и не сломалась. Мне сделали из нее охотничий нож, который послужит еще сто лет. С вашей честностью искренностью, мужеством, хладнокровием и образованием вы, Атос, самый подходящий советник и руководитель королей. Оставайтесь; господин Фуке не так долговечен, как мой испанский клинок.
— Нет, дорогой мой, — с улыбкой отвечал Атос, — мое честолюбие простирается гораздо дальше, дружище. Быть министром, быть рабом? Полно!
Разве я не выше всех этих министров? Помню, вы иногда называли меня великим Атосом. Если бы я был министром, бьюсь об заклад, вы этого не говорили бы. Нет, нет, я на это не пойду!
— В таком случае прекратим этот разговор.
И д'Артаньян крепко пожал руку Атосу.
— Не беспокойтесь. Рауль может обойтись и без вас, — я в Париже.
— Так я еду в Блуа. Сегодня вечером я с вами распрощаюсь, а завтра чуть свет уже буду скакать верхом.
— Как же вы пойдете один в гостиницу? Почему вы не взяли с собой Гримо?
— Гримо спит; он рано ложится. Мой старик быстро устает. Я берегу его.
— Я дам вам мушкетера, который будет освещать дорогу факелом. Эй, кто-нибудь, сюда!
На его зов явилось человек семь мушкетеров.
— Не найдется ли среди вас охотников проводить графа де Ла Фер?
— Я с удовольствием проводил бы, — отозвался кто-то, — если бы мне не нужно было переговорить с господином д'Артаньяном.
— Кто это? — спросил д'Артаньян, стараясь в темноте разглядеть говорившего.
— Я, любезнейший д'Артаньян.
— Господи, да это голос Безмо!
— Его самого, сударь.
— Что же вы делаете на дворе, дорогой Безмо?
— Ожидаю ваших распоряжений, любезнейший д'Артаньян.
— Ах, как это досадно, — вздохнул д'Артаньян. — Правда, а сообщил вам, что надо принять арестанта, но зачем же вы пришли сами?
— Мне нужно с вами переговорить.
— И вы не предупредили меня?
— Я ожидал, — робко протянул г-н Безмо.
— Так я пойду. До свиданья, д'Артаньян, — простился Атос со своим другом.
— Разрешите прежде познакомить вас с господином Безмо де Монлезеном, комендантом Бастилии.
Безмо поклонился. Атос ответил на поклон.
— Это Безмо, дорогой мой, тот самый королевский гвардеец, с которым, помните, мы кутили когда-то во времена кардинала.
— Как же, отлично помню, — сказал Атос, дружески прощаясь с ними.
— Граф де Ла Фер, по прозвищу Атос, — шепнул д'Артаньян на ухо Безмо.
— Да, да, обходительный человек, один из знаменитой четверки, — кивнул Безмо.
— Именно. Но в чем же дело, дорогой Безмо? Кстати, король оставил мысль об аресте.
— Тем хуже, — вздохнул Безмо.
— Как, тем хуже? — со смехом воскликнул д'Артаньян.
— Разумеется, — объяснил комендант Бастилии, — ведь заключенные — это мой доход.
— А ведь правда! Я не смотрел на вещи с этой точки зрения.
— Вот у вас, — продолжал Безмо, — завидное положение: вы капитан мушкетеров.
— Недурное. Но вам, право, нечего завидовать мне: вы комендант Бастилии — первой тюрьмы во Франции.
— Я это хорошо знаю, — печально промолвил Безмо.
— Каким, однако, унылым голосом вы это сказали. Давайте поменяемся местами. Хотите?
— Не огорчайте меня, господин д'Артаньян. Однако я желал бы поговорить с вами с глазу на глаз.
— Тогда возьмите меня под руку, и пройдемся: луна так славно светит, вы мне поведаете ваши печали в дубовой аллее. Пошли!
И д'Артаньян увлек приунывшего коменданта в глубину двора, заговорив с ним грубовато-ласковым тоном:
— Ну-ка, смелее выкладывайте, что вы собирались сообщить мне, Безмо!
— Это длинная история.
— Что же, вы предпочитаете хныкать? Но это будет еще дольше. Держу пари, что вы получаете тысяч пятьдесят ливров с ваших бастильских птичек.
— Вашими бы устами да мед пить, дорогой д'Артаньян.
— Удивляете вы меня, Безмо! Вы прикидываетесь бог знает каким сиротой, а дайте-ка я подведу вас к зеркалу! Посмотрите, какой вы цветущий, упитанный да круглый, точно сыр голландский. Ведь вам уже годочков шестьдесят, а не дашь и пятидесяти.
— Все это так…
— Черт побери! Я-то знаю, что это так же верно, как и ваши пятьдесят тысяч ливров дохода, — добавил д'Артаньян.
Низенький Безмо топнул ногой.
— Постойте, — вскричал д'Артаньян, — я вам сейчас докажу: в Бастилии, я полагаю, вы сыты, помещение казенное; вы получаете шесть тысяч ливров жалованья.
— Допустим.
— Да заключенных ежегодно человек пятьдесят, из которых каждый приносит вам по тысяче ливров.
— И с этим я не спорю.
— Вот вам пятьдесят тысяч в год. Вы уже три года в должности, следовательно, у вас теперь полтораста тысяч ливров.
— Вы упускаете из виду одну мелочь, дорогой д'Артаньян.
— Какую же?
— А ту, что вы получили свою должность, так сказать, из собственных рук короля.
— Ну да!
— А я получил свое место коменданта через господ Трамбле и Лувьера.
— Это верно. Трамбле не такой человек, чтобы предоставить вам место даром.
— Да и Лувьер тоже. В результате мне пришлось выдать семьдесят пять тысяч ливров Трамбле да столько же Лувьеру.
— Ах, черт побери, значит, сто пятьдесят тысяч ливров попали в их руки?
— Именно!
— А еще что.
— Пятнадцать тысяч экю, или пятьдесят тысяч пистолей, как вам будет угодно, платеж в три срока, — доходы за три года, как бы в доказательство моей признательности.
— Да это чудовищно!
— Еще не все.
— Что вы?
— Если я не выполню хоть одного из этих условий, эти господа тотчас же снова занимают должность. Сделка подписана королем.
— Невероятно!