иностранных дел был абсолютно уверен, что царь дал на этот счет «недвусмысленные распоряжения ».

После двух предыдущих неудач в 1717 и 1839 годах на сей раз русские старались избежать любого риска. Они пересекли пустыню одновременно с трех сторон — из Ташкента, Оренбурга и Красноводска. Зная, какие огромные расстояния придется преодолеть атакующим, хан поначалу чувствовал себя в безопасности. Но когда войска Кауфмана, как никогда прежде, далеко продвинулись в его владения, он стал тревожиться все больше. В попытке задобрить наступающих он освободил двадцать одного российского раба и пленника — всех, кого удерживали в Хиве, — но ничего не добился. Наконец, когда передовые отряды русских подошли к столице на тринадцать миль, хан послал к Кауфману своего кузена, предлагая безоговорочно сдаться и навсегда подчиниться царю, если российский командующий согласится остановить войска. Кауфман ответил, что переговоры состоятся, только когда он войдет в город. Чтобы поторопить хана с решением, русские опробовали на глинобитных стенах столицы новейшие пушки германского производства. 28 мая 1873 года хан бежал, а на следующий день Кауфман триумфально вступил в Хиву.

Хотя, как и до этого в Ташкенте, Самарканде и Бухаре, русские победили всего-навсего плохо вооруженных и недисциплинированных туземцев, падение Хивы было представлено Санкт-Петербургу как громкая психологическая победа.

Мало того, что это помогало забыть унижения прошлых неудачных походов на Хиву и горькой памяти поражения в Крымской войне, это значительно поднимало во всей Центральной Азии военный престиж царя и возрастающую репутацию непобедимого русского оружия. Кроме того, обеспечивались контроль России над навигацией в низовьях Оксуса, со всеми сопутствующими коммерческими и стратегическими выгодами, и полное владение восточным берегом Каспия. Смыкался большой промежуток на южном азиатском фланге российской границы, и ликующие отряды Кауфмана оказывались в 500 милях от Герата, древних стратегических ворот Индии. Мрачные предчувствия Вильсона, Муркрофта, де Ласи Эванса и Киннейра через полвека стали казаться вполне оправданными. «С захватом Хивы, — предупреждал Министерство иностранных дел британский посол в Санкт-Петербурге, — русские заложили надежную базу, с которой могли угрожать независимости Персии и Афганистана и таким образом создать постоянную опасность для нашей Индийской империи».

Состоялся краткий обмен нотами между Лондоном и Санкт-Петербургом, последний вновь заверил британское правительство, что оккупация носит только временный характер. Но в ноябре «Таймс» опубликовала детали секретного соглашения, подписанного русскими и хивинцами, по которому хан становился вассалом царя, а его страна — российским протекторатом. Англичане поняли, что их еще раз обманули; Россия настаивала, что военная необходимость и изменившиеся обстоятельства заставляют отказаться от прежних намерений — оправдание, которое англичане слышали уже не раз. Российский министр иностранных дел князь Горчаков им даже выговаривал. «Лондонский кабинет, — напомнил он англичанам, — похоже, полагает, основываясь на факте наличия нескольких наших добровольных и дружеских сообщений о наших взглядах относительно Центральной Азии, особенно о нашем неизменном стремлении не превращать завоевания или аннексии в постоянную политику, что мы связаны по отношению к ним какими-то однозначными обязательствами по этому поводу». Разумеется, особого эффекта это не возымело, однако по-прежнему слишком мало что — за исключением войны — можно было предпринять относительно этого или следующего хода русских.

Чтобы не испытывать чрезмерным перенапряжением британскую сдержанность, Горчаков все же изволил дать некоторые гарантии. «Его Императорское Величество, — объявил он, — не имеет никаких намерений распространять границы России за пределы, достигнутые в настоящее время в Центральной Азии, как со стороны Бухары, так и со стороны Красноводска». Он опустил упоминание о Коканде, чей правитель, начиная с падения Ташкента, был договором накрепко привязан к России. Летом 1875 года там произошло восстание против русских и их марионетки — хана. Это дало Кауфману желанную возможность взять этот неустойчивый и номинально все еще независимый регион под жесткий контроль. 22 августа его войска разбили главные силы мятежников, и через четыре дня он вступил в Коканд, над которым поднял российский имперский стяг. После ряда дальнейших сражений, в которых мятежники понесли тяжелые потери, были захвачены города Андижан и Ош. Вскоре после этого ханство объявили частью Центрально-Азиатской империи, и царь переименовал его в Ферганскую область. Александр, как гласило официальное заявление, «уступил пожеланиям жителей Коканда стать российскими подданными». Вот так и получилось, что русские всего за десять лет аннексировали территорию размерами в половину Соединенных Штатов и установили поперек Центральной Азии защитный барьер, простирающийся от Кавказа на западе до Коканда и Кульджи на востоке.

Те, кто отвечал за оборону Индии, крайне встревожились. После присоединения Кокандского ханства к Российской империи закаленные в сражениях войска Кауфмана располагались в 200 милях от Кашгара. Захват его русскими казался вопросом времени, а вместе с Яркендом это давало им контроль над проходами в Ладак и Кашмир. Тогда кольцо вокруг северных границ Индии полностью смыкалось, позволяя русским нанести удар в южном направлении практически из любой точки или точек по их выбору. На их пути стояли только крупные горные цепи севера — высокогорный Памир и Каракорум. До недавнего времени считалось, что они непроходимы для современной армии с ее артиллерией и другим тяжелым оборудованием. Шоу и Хейуорд были первыми, кто попытался это опровергнуть, но эксперты их предупреждениям не вняли. Теперь подобные опасения относительно уязвимости северных проходов выражали люди, с чьим мнением не так просто было не посчитаться.

К тому времени в Индию вернулась делегация, возглавляемая сэром Дугласом Форсайтом, которого вице-король посылал ко двору Якуб Бека в Кашгар. На сей раз ей был оказан пышный прием, а многие обещания, данные мусульманским правителем, существенно превосходили обещания, полученные предыдущими российскими визитерами. Однако, несмотря на заверения в вечной дружбе между Кашгарией и Британией и на дивные видения нового большого торгового союза, ничего из этого не вышло. Обширные рынки для европейских товаров, в которые так верили и англичане, и русские, оказались иллюзией. Кроме того, скоро стало ясно, что Якуб Бек просто стравливал могучих соседей, используя их взаимную ревность, чтобы сохранить свои позиции. В конце концов, восточный правитель тоже мог включиться в Большую Игру. Но хотя миссия Форсайта не сумела добиться от коварного правителя ничего, кроме пустых обещаний, в одном она преуспела. Якуб Бек позволил подполковнику Томасу Гордону и двум другим офицерам с небольшим эскортом Индийского развед-корпуса возвратиться домой через Памир. Маршрут, который они избрали, почти в точности совпадал — только в противоположном направлении — с тем, которым рассчитывал пройти Хейуорд. Цель их, как и у Хейуорда, состояла в том, чтобы исследовать и нанести на карту маршруты возможного наступления от российской границы на юг, в Кашмир, и выяснить, может ли современная армия пройти там в Индию.

«Преодолевая снега, в которые пони порою проваливались по брюхо, часто пережидая жестокие бури, подполковник Гордон и его отряд тем не менее проехали 400 миль через Памир за три недели. В отличие от других сходящихся там крупных горных систем — Гинду-куша, Каракорума и Тянь-Шаня — Памир состоит из обширного плато, разделенного горами и широкими долинами. Племена, живущие в окрестных областях, называют его Бам-и-Дунья, или Крыша Мира. Здесь почти нет человеческих жилищ, нет деревьев и другой растительности. Экспедиция Гордона имела целью заполнить как можно больше „белых пятен“ на британских штабных картах этой малоизученной области, а также постараться ответить на некоторые жизненно важные стратегические вопросы. Сведения, с которыми весной 1874 года они возвратились домой, оказались весьма тревожными.

Если правильно выбрать время, то Памир вовсе не так уж непроходим для современной армии, даже обремененной артиллерией. В действительности очень немногое препятствовало бы тому, чтобы российские войска из новых гарнизонов в районе Коканда форсировали Оксус и устремились через горные проходы в Дардистан и Кашмир и оттуда в Северную Индию. Наиболее уязвимыми перевалами, как выяснилось, были Бархил и Ишхаман, примерно в сотне миль к северо-западу от Гилгита. Хотя они расположены почти на равном удалении от самых близких британских и российских застав, подходы к ним с севера гораздо легче, чем с юга. Гордон полагал, что если между двумя державами начнется состязание за их захват, русские почти наверняка победят. Большую часть года оба перевала можно преодолеть без особых проблем. Несколько лет назад один из местных правителей, по его словам, сумел провезти через них с севера даже орудия.