которое возглавляли законодатели: в Афинах — Солон, в Древнем Израиле — автор Второзакония, и т. п., тогда как обращение в рабство иноплеменников считалось естественным даже у тлинкитов и алеутов, охотников на морского зверя. В этом промысле рабский труд неприменим, поэтому рабынь использовали как домашнюю прислугу, а рабов убивали при обряде инициации.

Вспомним, что мессенские илоты возмущались не тем, что их грабили и убивали, а тем, что это делали такие же дворяне-спартиаты, тоже потомки Гераклидов. Это шокировало эллинов, хотя все они были заядлые рабовладельцы и работорговцы.

В классической стране рабовладельческой формации — Древней Элладе победители в межплеменных войнах не лишали побежденных личной свободы, а облагали их налогом. Так, предки фессалийцев, пришедшие на эту равнину с отрогов Пинда, называли покорившихся им эллинов пенестами (бедняками). Это, без сомнения, социальное явление, как и феодальное закабаление провинций развалившейся Римской империи в V в. — колонат.

При «взрослении» этноса нравы ужесточались. В 435 г. до н. э. коркирцы, взяв Эпидамн — коринфскую колонию, продали в рабство тех пленных, которые были не из Коринфа, как сами коркирцы.[333] То же произошло в 413 г. до н. э., когда сиракузяне бросили пленных афинян в каменоломни и очень мало поили, а не умерших от жажды неафинян продали в рабство. В противниках стали видеть врагов.[334]

Римляне были последовательнее. Когда легионы Веспасиана в 69 г. взяли Кремону, они убили всех жителей, потому что их нельзя было продать в рабство, так как те были римскими гражданами.[335] Здесь то же социальное явление, и отличие его от арабской, португальской и англо-французской работорговли очевидно.

Впрочем, если изменить исходную точку отсчета, то можно считать население страны составной частью ландшафта, которую этнос-паразит эксплуатирует наряду с животными, растениями и ценными минералами. Но такая точка зрения вряд ли может быть принята кем-либо, кроме лиц, в оной эксплуатации заинтересованных, а к тому же она постоянно опровергается историей. Хотя институт рабства постоянно наблюдается, отдельные ситуации этнического паразитизма редко бывали устойчивы и долговечны, но часто воспроизводились заново.

Таким образом, даже наличие исключительных этносов, как будто не связанных с природой, не подрывает основного тезиса о связи этноса с ландшафтом, тем более что пассивные восприятия, например, климатических условий, эпидемий или характера пищи для этносов-паразитов такие же, как и для этносов, имеющих дело непосредственно с природой своего региона. Поэтому для создания единого этноса на всей планете нужно уничтожить зональность, циклонические движения атмосферы, разницу между лесом и степью и, уж конечно, горы и долины. Но, к счастью, это невозможно.

Межэтнические коллизии нельзя относить ни к биологическим, ни к исключительно социальным категориям, тогда как предложенное нами объяснение вытекает из уже описанного нами явления пассионарности как модуса биохимической энергии живого вещества биосферы. Возможны четыре варианта этнических контактов на уровне суперэтноса, и ясно, что определяющим фактором является степень пассионарного напряжения контактирующих этносов. Если мы наблюдаем сочетание персистента, где пассионарность невелика, с пассионарно-напряженным этносом, то наиболее вероятна ассимиляция или вытеснение слабого этноса. Если существуют два или более слабопассионарных этноса, то они находят modus vivendi и не подавляют друг друга. Если они сильно, но равно пассионарны, то происходит метисация, причем наложение ритмов деформирует стереотип поведения и делает его выгодным для индивида в ущерб коллективу; обычно такие коллективы подвержены аннигиляции, ибо каждый стремится жить за счет других. Но если при наличии метисации происходит пассионарный толчок, то повышенная лабильность мутированных популяций позволяет возникнуть новому стереотипу поведения, новой структуре и, следовательно, новым вариантам общественно-политических институтов, иными словами, новому этносу. Этот процесс можно сравнить, с одной стороны, с химической реакцией, начинающейся лишь в присутствии катализатора и при достаточно высокой температуре, а с другой — с творческим процессом в психологии, возникающим в сфере эмоций (подсознания).

Отсюда вытекает, что этническая (отнюдь не расовая) метисация не может быть расценена однозначно. При одних обстоятельствах места и времени она губит этнические субстраты, при других — деформирует, при третьих — преображает в новый этнос. Но она никогда не проходит бесследно. Вот почему небрежение этнологией, будь то в масштабах государства, родового союза или моногамной семьи, следует квалифицировать как легкомыслие, преступное по отношению к потомкам.

Поставив вопрос об энергетической сущности этногенеза, мы должны показать, какая форма энергии создает эти процессы. Но для этого необходимо отрешиться от некоторых обывательских представлений и заменить их научными. Вместо привычного отношения к себе как к независимому организму, пусть даже постоянно взаимодействующему с другими организмами, «мы должны выразить живые организмы, как нечто целое и единое, ибо все они являются функцией биосферы… и огромной геологической силой, ее определяющей».[336] Организмы, населяющие Землю, — не только совокупность индивидуальностей, но и «живое вещество», которое «связано с окружающей средой биогенным током атомов: своим дыханием, питанием и размножением».

Биосфера, согласно учению В. И. Вернадского, — это не только пленка «живого вещества» на поверхности планеты, но и все продукты ее жизнедеятельности за геологическое время: почвы, осадочные и метаморфические породы и свободный кислород воздуха. Мы ходим по трупам наших предков; мы дышим жизнью тех, кто давным-давно умер, и мы сами войдем в эту стихию, чтобы нами дышали наши потомки. «Все живое представляет непрерывно изменяющуюся совокупность организмов, между собою связанных и подверженных эволюционному процессу в течение геологического времени. Это динамическое равновесие, стремящееся с ходом времени перейти в статическое равновесие… Чем более длительно существование, если нет никаких равноценных явлений, действующих в противоположную сторону, тем ближе к нулю будет свободная энергия».

Для того чтобы понять этот принцип, надо усвоить еще одно обстоятельство. Косное вещество планеты подчинено закону возрастания энтропии. А живое вещество, наоборот, обладает антиэнтропийными свойствами. И все это многообразие живого и косного связано «биогенной миграцией атомов» или «биохимической энергией живого вещества биосферы».

Эта форма энергии столь же реальна и действенна, как и прочие, изученные физиками. И она, подобно им, подчиняется закону сохранения энергии, т. е. может быть выражена в калориях или килограммометрах. За геологическое время наша планета обогащалась энергией, поглощая: 1) лучистую энергию Солнца; 2) атомную энергию радиоактивного распада внутри Земли; 3) космическую энергию рассеянных элементов, исходящую из нашей галактики.[337]

И эта форма энергии заставляет организмы размножаться до возможных пределов, подобно тому как достаточно одного лепестка ряски, появившегося в пруду весной, чтобы к осени затянуло всю его поверхность до естественной границы — берегов. Тот же закон предельного распространения действителен для всех живых существ биосферы, а значит, и для людей.

Однако сама биосфера ставит границы организмам, ее составляющим. Биосфера мозаична: одни виды животных или растений ограничивают другие, и возникает гармония жизни — динамическое равновесие биоценозов большего и меньшего масштаба. Климатические условия на Земле разнообразны. Они определяются зональностью, удаленностью от океанов, сменами характеристик атмосферного давления — происхождения циклонов и другими причинами. А коль скоро так, то для организмов возникает