своеобразной политической организации — Гельветической конфедерации. 15 ноября 1315 г. он одержал блестящую победу над Леопольдом Габсбургом у Моргартена. Военная мощь швейцарцев заявила о себе одновременно с их политическим будущим.
В тот момент, когда западный христианский мир достиг апогея своего развития, готовился бросить вызов кризису и пойти на глубокие преобразования, мог бы возникнуть вопрос, каким организующим началам и каким силам предстояло прийти на смену феодализму, еще сильному в социально-экономическом отношении, но приходящему в упадок в политическом. Можно было бы подумать о городах, все более процветавших и излучавших беспримерное культурное влияние, познавших наряду с экономическими, художественными, интеллектуальными и политическими успехами также и военные триумфы. Наиболее ранний из последних относится к 1176 г., когда города Северной Италии нанесли Фридриху Барбароссе поражение у Леньяно, ошеломившее феодальный мир. А в 1302 г. близ Куртре пехотинцы фламандских городов разбили наголову цвет французского рыцарства, собрав затем пятьсот золотых шпор, давших название битве. Именно Генуе, Флоренции, Милану, Сиене, Венеции, Барселоне, Брюгге, Генту, Ипру, Бремену, Гамбургу, Любеку должно было, казалось, принадлежать будущее. И тем не менее новая Европа созидалась вокруг не городов, а государств. Экономическая база городов была недостаточной для политической мощи первого порядка и даже для экономической деятельности широкого размаха. По мере того как крупная торговля переставала ограничиваться предметами роскоши, но стала заниматься также и такими товарами, как зерно, городские центры все менее удовлетворяли ее своими размерами. Уже с конца XIII в. города держались или за счет конфедераций, и это было ганзейское решение проблемы, или же благодаря собиранию вокруг себя сельской округи, и это было фламандское решение проблемы (Брюгге и Гент своей силой были столь же обязаны этой округе, сколь и дальней торговле), но более всего — итальянское: города Лигурии, Ломбардии, Тосканы, Венецианской области и Умбрии окружали себя насущно необходимыми для них «contado». Наиболее урбанизированный из всех город, Сиена, где банковское дело уже в XIII в. пережило свои самые славные времена, эту потребность города в деревне хорошо выразил с помощью искусства. На фресках муниципального дворца, где Амброджо Лоренцетти изобразил между 1337 и 1339 гг. во славу горожанам Доброе и Дурное Управление, город, хотя и окруженный стенами, ощетинившийся высокими башнями и постройками, не отделен от своей округи, необходимого для него «contado». Венеция продлевала себя за счет «Terra Ferma». Возможно, все это нелегко было уловить в конце XIII в. Но время островков, небольших поселений и малых социальных ячеек готово было пройти, как и время феодализма. Наступал другой тип организации пространства: территориальное государство. Проницательные люди той эпохи ощущали эту реалию в ее демографическом проявлении. Пьер Дюбуа полагал, что король Франции — наиболее могущественный государь христианского мира, поскольку у него больше всего подданных, и Марсилий Падуанский представлял народонаселение одной из главных опор новых государств. Но большое население может существовать лишь на обширном пространстве, и прогресс начал требовать объединения отнюдь не малых территорий.
ГЛАВА IV. Кризис христианского мира (XIV — XV вв.)
Если большинство христианских государств в начале XIV в. еще колебалось в подвижных границах, то христианский мир в его целостности стабилизировался. Как сказал А. Льюис, он достиг «последней границы». Средневековая экспансия закончилась. Когда она возобновилась в конце XV в., это был уже другой феномен. С другой стороны, прекратились как будто и нашествия Вторжения монголов 1241 — 1243 гг. оставили в Польше и Венгрии страшные следы, особенно в последней, где нашествие куманов, подгоняемых монголами, усилило анархию и дало венграм короля полукумана, полу язычника — Владислава IV (1272 — 1290), против которого папа Николай IV объявил крестовый поход. Но это были лишь рейды, после которых раны быстро заживали. Малая Польша и Силезия, после того как прошлись татары, пережили новую волну распашек и подъема сельского и городского хозяйства.
Но христианский мир на рубеже XIII — XIV вв. не просто остановился, но съежился. Прекратились распашки и освоение новой земли, и даже окраинные земли, возделывавшиеся под давлением роста населения и в пылу экспансии, были заброшены, поскольку их доходность была действительно слишком низкой.' Начиналось запустение полей и даже деревень, появились «Wustungen», изученные Вильгельмом Абелем и его учениками. Возведение больших соборов прервалось. Демографическая кривая склонилась и поползла вниз. Рост цен остановился, дав пищу депрессии.
Наряду с этими крупными явлениями общего характера возвестили о том, что христианский мир входит в кризис, и события, одни из которых поражали уже современников, а другие обрели свой смысл лишь в глазах грядущих исследователей.
Целая серия выступлений, городских бунтов, восстаний, особенно во Фландрии, разразившихся в последней трети XIII в (в Брюгге, Дуэ, Турне, Провене, Руане, Орлеане, Безье в 1280 г Тулузе в 1288 г., Реймсе в 1292 г., Париже в 1306 г.), завершилась в 1302 г. на землях современной Бельгии почти всеобщим восстанием, как пишет льежский хронист Хоксем: «В этот год народ почти повсюду поднялся против могущественных людей. В Брабанте это восстание было подавлено, но во Фландрии и в Льеже народ долгое время не сдавался».
В 1284 г. обрушились своды собора в Бове, вознесенные на 48 метров. Готические мечты никогда уже выше не взбирались. Постройка соборов остановилась: в Нарбонне в 1286 г., в Кельне в 1322-м, Сиена же достигла предела своих возможностей в 1366 г.
Началась девальвация монеты, ее порча. Франция при Филиппе Красивом (1285 — 1314) пережила несколько первых в средние века девальваций. Итальянские банки, особенно флорентийские, стали жертвой катастрофических банкротств. Барди, Перуцци, Аччаюоли, Бонакорси, Кокки, Антеллези, Корсики, Уццано, Перендоли и, добавляет флорентийский хронист Джованни Вил-лани, «множество других мелких компаний и отдельных ремесленников» оказались в этом потоке.
Несомненно, что симптомы кризиса проявились в наиболее хрупких секторах экономики: в текстильном производстве, развитие которого поставило его в зависимость от колебаний спроса богатой клиентуры, обслуживавшейся им; в строительстве, где использование огромных средств обходилось все дороже и дороже, по мере того как рабочая сила, первичные материалы и капиталы находили применение в других, более выгодных отраслях; в денежной экономике, где неумелое использование биметаллизма после возобновления чекана золотой монеты, а также неблагоразумие банкиров, осаждаемых просьбами все более алчных до денег и все более залезающих в долги государей, увеличили проблемы, и без того присущие этой форме экономики, с которой даже и занятые в ней люди еще мало свыклись.
Так писал Жиль Ли Мюизи, аббат Сен-Мартен-де-Турне, в начале XIV в. Кризис развернулся во всей своей полноте, когда поразил жизненно важную сельскую экономику, В 1315 — 1317 гг. ненастная погода повлекла за собой плохие урожаи, рост цен и всеобщий голод, почти неведомый на Западе, по крайней мере на крайнем Западе, в XIII в. В Брюгге умерло от голода две тысячи жителей из тридцати пяти.
Снижение физической сопротивляемости человеческого организма вследствие постоянного недоедания сыграло свою роль в тех опустошениях, которые, наконец, произвела Великая чума с 1348 г. Склонявшаяся демографическая кривая резко пошла вниз, и кризис превратился в катастрофу.
Но ясно, что кризис предшествовал этому бичу, чуме, которая лишь крайне обострила положение, и что причины этого следует искать в глуби самих социально-экономических структур христианского мира.
