Оттуда предпринять обратный путь,
Ко Льву спуститься; Деву и Весы
Оставить позади и донестись
До Козерога, — областям земным
Даруя смены годовых времён;
Иначе непрерывная весна
Земле бы улыбалась круглый год
Цветами, дни равнялись бы ночам,
За исключением полярных стран,
Где день безнощный вечно бы светил,
Поскольку Солнце низкое, взамен
Большого расстоянья от Земли,
Ходило б незакатное, кружа
По горизонту; Запад и Восток
Безвестны были б жителям; снегов
И стужи бы не знал Эстотиланд,
А также отдалённые края
На юг от Магелланова пролива.
В проклятый миг вкушения плод
Сменило Солнце путь, как бы узрев
Тиестов пир: иначе как бы мог
Ещё безгрешный, населённый мир
Язвящей стужи, знойной духоты
Избегнуть, неминуемых теперь?
Хоть перемена средь небесных сфер
Была неспешной, вскорости она
Явленья следственные повлекла
На суше и на море: звёздных бурь
Неистовство, миазмы и пары
Тлетворные, туманы, облака,
И воздух стал зловредным и чумным.
От Норумбеги северной, от гор
Суровых, самоедских берегов,
Круша затворы медные, Борей
И Кекий шумный, Фракий и Аргест
Ревучий, бури взяв на рамена,
Вооружившись градом, снегом, льдом,
Гнетут леса, морей вздымают глубь.
Навстречу, с Юга, к ним стремится Нот
И чёрный Африк от Сьерра-Леоне,
Гоня громады громоносных туч,
Их путь пересекает поперёк;
С восхода и заката Эвр, Зефир
Свирепствуют, нисколько не слабей,
А вкупе с ними свищут им в бока
Сирокко и Либеккио. Сперва
Средь неживой природы разожглось
Неистовство, но дочь Греха — Вражда,
Посредством Злобы, вскоре привела
Смерть к бессловесным тварям. Зверь восстал
На зверя, птицы кинулись на птиц,
И рыбы ополчились против рыб.
Отвергли все растительную снедь
И начали друг друга пожирать.
Пред Человеком твари с этих пор
С почтеньем не стояли, но стремглав
Бежали прочь, не то ему вослед
Косились яростно. Таков зачин
Бессчётных внешних бедствий, и Адам
Их умноженье часто примечал,
Хотя в непроницаемой тени
Укрылся — жертва скорби, — но в душе
Горчайшую он чувствовал беду
И, ввержен в бурный океан страстей,
Пытался облегченье тяжких мук
В печальных сетованьях обрести:
'— О, пагуба счастливца! Юный мир
Преславный, неужели он исчез,
И я, венец недавний этой славы,
Былой счастливец, проклят, принуждён
От Божества скрываться и бежать,
Чьё лицезренье было искони
Моим блаженством высшим? Но прийму
Злосчастный жребий, горькую судьбу,
Когда б на этом исчерпалась казнь;
Я поделом наказан и стерплю
Заслуженную кару, но конца
Ей нет; все то, что выпью или съем,
Все то, что от моих родится чресл,
Подвержено проклятью. О, слова,
Столь сладостно звучавшие: 'Плодитесь
И множьтесь!' Нынче страшно им внимать!
Что множить и плодить мне суждено,
Помимо новых на мою главу
Проклятий? Кто в грядущие века,
Терзаясь мною навлечённым злом,
Проклятье на меня не обратит,
Воскликнув: 'Горе, Праотец, тебе,
Адам нечистый! Вот благодарить
Кого нам надобно!' Проклятьем впредь
Признательность мне будут выражать,
И, кроме собственного, — на меня
Проклятья всех потомков как шальной
Обрушатся отлив, соединясь
В природном средоточье, и хотя
На место надлежащее падут,-
Падут в среду родную тяжким грузом.
О, мимолётные услады Рая,
За вас я вечным горем заплачу!