— Тебе еще положить, Эмми? — спрашивает Мерси

— Гмм, а то!

Эмми сунула последнюю ложку в рот, который был и без таво полон. Она протягивает Мерси свою пустую миску.

— Разве отец не учил тебя правильным манерам? — спрашивает Мерси.

— Эмми, — строжусь я на неё. — Ты должна сказать пожалуйста.

Эмми жует, глотает, снова жует.

— О, — бормочет она, чавкая. — Ага, пожалуста. Еще пожалуста.

— Она ест, как шакаленок, — говорю я. — Па позволял ей дичать.

— Ребенок совсем тоща, кожа да кости, — говорит Мерси. — И если ты не против, замечу, што и тебе не мешало бы нарастить мясца. В Серебряном озере настали тяжелые времена?

Я хмурюсь.

— Нет, — говорю я.

— Тебе-то самой подложить еще?

Я протягиваю ей свою пустую миску. Она смотрит на меня, приподняв одну бровь.

— А...да, пожалуста, — говорю я.

Мы едим, сидя снаружи. Я и Мерси, на красной лавочке, Эмми на крыльце. Неро склевал свою порцию внизу, а теперь взгромоздился на крышу хибары и чистил своё оперенье.

— Несите свои миски, — говорит Мерси. — Я вам не служанка.

Хромая, она подходит к костру, а мы с Эм следуем за ней и становимся рядом, держа в руках миски. Мерси размешивает содержимое казана, и мы видим, что внутри тушеное кроличье мясо. Я возвращаюсь на скамью. Мы сидим и я киваю на ее ногу.

— Чего с ней случилось? — спрашиваю я с набитым ртом.

— Лодыжку сломала, ээ... уже больше года как. Пришлось конечно самой вправлять кости и как-то справлятца, как видиш... ну так себе справилась.

— А как самой-то можно справитца?

Она пожимает плечами.

— Да как, просто делаеш, што нужно, выбора-то нет.

— Должно быть тяжко, — говорю я. — Вы довольно старая.

Она бросает на меня суровый взгляд.

— А ты довольно груба. Тебе кто-нибудь говорил об этом?

Я чувствуя, как вся заливаюсь пунцовой краской. По коже бегут мурашки.

— Да я всё время её талдычу, — говорит Эмми. — Но без толку. Вот Лью у нас приятный. Он бы Вам понравился.

— Закрой хлебальник, Эм, — говорю я. — Слушай. Мы приперлись сюда...мы пришли сюда не для таво, штобы говорить о Па с Лью.

— Я и не думала, что ты пришла сюда для этова, — говорит Мерси.

Между нами - чистейшая вода. Мерси достает настойку в маленькой коричневой стеклянной бутылке, смачивает кусок ткани и начинает обрабатывать мою все еще саднившую рану на руке.

— Я отправляюсь за Лью, — говорю я. — Я собираюсь вернуть его. Намериваюсь отправитца утром же. Я хочу оставить Эмми с Вами.

— Понятно, — говорит она.

Она смотрит на меня. Как будто она ждала большева.

— Па всегда говорил, што если чё с ним случитца, мы должны прийти к Вам, — говорю я.

— О, он так говорил, правда? — Мерси покачала головой. — Ничево про это не знаю... Мы с Траккером сами по себе. Мы не привыкли к компании.

— Но Вы же были подругой Ма, — говорю я. — Прошу, Мерси. Вы единственная, кто может нам помоч.

Она довольно долго молчит. Затем вздыхает.

— Если я оставлю её здесь, то девочке придетца работать, — говорит она.

— Она будет работать, — говорю я.

— А она-то што скажет по сему поводу? — спрашивает Мерси. — Эмми?

Эмми, как воды в рот набрала. Молчит, ничево не говорит. Она прячет лицо в своей миске, медленно жует рагу, опустив голову. Я знаю, што она слушает.

— Эмми, прекрати прикидыватца глухонемой, — говорю я. — Мерси спрашивает рада ли ты остатца здесь и помогать ей, пока я пойду искать Лью?

Эмми поднимает, не выражающее никаких эмоций, лицо. Пожимает плечами. И вновь углубляетца в свою миску.

Я качаю головой.

— Она освоитца, — говорю я.

— Надеюсь, — говорит Мерси.

— Она не доставит Вам хлопот, — говорю я. — Обещаю.

— А какой была наша Ма? — вдруг спрашивает Эмми.

Траккер укладывает свою голову Мерси на колени. Она чешет ему за ушами, и тот зажмуривает глаза от удовольствия. Неро дремлет, сидя на моем плече.

— Ну, конечно же, — говорит Мерси, — ты-то её не знала. Но Саба должна помнить мать.

— Не особо, — говорю я. — Воспоминаний не так уж и много. Как будто... она растворяетца.

— Она смеялась больше, чем все каво я когда либо встречала, — говорит Мерси. — В этой жизни не так уж много вещей, над которыми можно посмеятца, но Эллис всегда находила что-нибудь веселое. Думаю, вот почему Вилльям, вот почему ваш па, так любил её.

— Лью вроде как такой же. Он унаследовал это у Ма. Па больше никогда не смеялся после её смерти. Так или иначе, я этово не помню.

— Нет, — говорит Мерси. — Не думаю, што он смеялся, после её смерти.

— Мы чутка молчаливы. И потом, это моя вина, што она мертва, — говорит Эмми.

Она водила какое-то время палочкой по грязи, а теперь сильно давит на неё и та ломаетца пополам.

Мерси смотрит на меня своими проницательными глазами. Я отвожу взгляд.

— Ну, рождение детей опасная вещь, — говорит Мерси. — Да к тому же ты появилась на месяц раньше. Вот, што я тебе скажу, я считаю, што это моя вина.

— Ваша вина? — переспросила Эмми, выглядела она удивленной.

— Имено, — говорит Мерси. — Я должна была всё бросить и прийти на помощь. Так было задумано. Я собиралась там появитца за две недели твоево рождения и помоч при родах, точно также, как это было с Сабой и Лью. Порой, мне кажется прейди я раньше, если бы я только оказалась рядом, может быть Эллис была бы всё еще жива. Но ты не можешь думать подобным образом. Если ты начнешь так думать, то спятиш, доведеш себя до безумства. Я прибыла вовремя, штобы сохранить тебе жизнь, красному маленьком тельцу, чем ты тогда была и я утешаю себя этим. Мыслью, что Эллис возможно больше с нами нет, но дочь её живет. Я вижу её в тебе.

— Правда? Видите? — спрашивает она, глаза её широко распахнуты.

— Безусловно. За исключением глаз, которые явно достались тебе в наследство от отца, но в остальном ты копия твоя мать. Как и здесь.

Мерси прикасаетца к её сердцу, а затем к голове. Не могу на это смотреть.

— Хочеш узнать кое-что еще?

— Да, — говорит Эмми.

— Твоя мама очень хотела твоего появления, — говорит Мерси. — Она никогда не была счастливее,