тут освоили ее кровное бабло? Безмозглые тинэйджеры, мы просто взяли и добровольно отдали в чьи то ловкие руки наше возможное будущее!

Это был полный пиздец, мы не знали, что делать. Рубан, как главный виновник произошедшего, пообещал единолично исправить ситуацию. Однако все понимали, что столько денег ему взять просто неоткуда, мы были одинаково нищие, причем ситуация Дениса была еще похуже нашей. Мы все, по крайней мере, жили с родителями, он же жил с бабушками, которые при всем желании не смогли бы ему помочь. Однако, Рубан действительно смог возместить часть утраченного, продав какие-то бабкины драгоценности и нарыв бабла еще каким-то способом. Каждый из нас также рвал жопу и добывал средства. Тогда только- только прошла так называемая 'чубайсовская приватизация', всем выдали ваучеры — типа персональной доли в имуществе государства. Люди парились на тему, куда бы пограмотнее вложить эти ваучеры. Говорили, что за очень короткий срок они вырастут в цене, и тогда каждый сможет нехуево подняться. Мы вложили свои ваучеры в альбом, просто продав их. И, в конце концов, действительно нехуево поднялись.:-).

В итоге мы набрали сумму, на которую, ужавшись и делая на студии все оперативно, можно было попробовать что-нибудь записать. Таким образом, мы отправились на студию с настолько малым бюджетом, что говорить о какой-то вдумчивой и тщательной записи и последующем сведении не приходилось. К записи альбома мы приступили в августе 92-го, рекрутировав к себе в помощники Майка Полещука. Майк к тому моменту записал два альбома Наива в качестве звукорежиссера и саундпродюсера, и лучшего человека за пультом мы себе просто не могли вообразить. Опытный панк музыкант с отличным вкусом, к тому же врубающийся в процесс и знающий технику — вот каким набором качеств должен обладать человек, садящийся за пульт на записи первого альбома начинающей панк группы.

Писать решили 11 песен: 'Четыре Таракана', 'Шилов вернулся', 'Под потными обоями (Песня о жизни)', и «Крыса» оставались от Ленина. «Freedom», 'Time has Passed', 'Home Sweet Home', 'One World', 'Acid Song', «Мальчики-Танчики» и 'Мне плохо с утра' были нашими собственными песнями, сочиненными в основном Петуховым. Майк отлично помог нам с записью барабанов, отстройкой звучания инструментов и их балансом в миксе. Однако, с самого первого дня на студии, Миша постоянно вмешивался в вопросы аранжировки и подачи некоторых вещей.

Именно последовав его совету, мы записали в «Freedom» акустическую гитару поверх дисторшн- гитар, много рояля (Пит всегда был отличным клавишником) и сквозной октавный интервал в основной вокальной партии. Таким образом, песня получила весьма странное звучание, немного глэмовое, с кивком в сторону Guns'n'Roses, одной из любимых групп Миши. В 'Time has Passed' мы планировали нарулить сырой и тяжкий звук, что-то среднее между хэви и гранджем. Мише же такое решение не казалось верным, в итоге мы получили то, что получили. Простые панк-песни типа «Крысы» выходили проще. Мы навставляли везде, где только можно, живые и «машинные» «клэпы», а также рамоунзподобные (как нам тогда казалось) бэк- вокалы.

Работали мы быстро, постоянно помня о, мягко говоря, ограниченном бюджете, поэтому особо не парились на лажи и кривости. Результат был получен соответствующий, и каждый, у кого есть дома 'Duty Free Songs' может в этом убедиться сам.

В последний день сведения на студии случился комичный случай. Мы купили бокс ганджи у немых на Белорусском вокзале, и еще какого-то бухла, типа «Вермута». Я, как человек не очень занятый в процессе, насел на оба кайфа, в результате чего получил первую в своей жизни сильную интоксикацию. Меня мотало и болтало по всей студии. Цвет моего ебальничка не оставлял окружающим никаких надежд. Жуткие «вертолеты» налетали со всех сторон, как только я прикрывал глаза, а прикрыть их мне хотелось ежесекундно. Сердце вырывалось наружу. Наконец мне удалось выбраться из студии во внешнее помещение, где я случайно наткнулся на тетеньку в белом халате. Тетенька, мигом оценив мое состояние, предложила мне испить чудо лекарство — корвалол разведенный в теплой воде. Реакция юного организма не заставила себя ждать. Так сильно я не блевал еще никогда. Тетенька успокаивала меня блюющего, объясняя, что 'корвалол в теплой воде завсегда так действует' и она, типа специально его дала, что бы мне полегчало таким образом. Посвежев и повеселев, я вернулся на студию, где случайно разъебал студийный телефонный аппарат. Почему-то этот эпизод оказал на хозяина студии решающее воздействие. Человек просто отказался отдавать нам мастер-пленку с готовым альбомом до тех пор, пока мы не принесем ему на студию новый аппарат. Эпопея по добычи аппарата растянулась еще на несколько недель. Купить мы его не могли из-за полного отсутствия прайса, отдать домашний аппарат кого-то из нас тоже не представлялось возможным. В итоге, после нескольких неудачных попыток и жутких измен (ганджа к тому моменту стала нашей близкой подругой. Мы проводили в ее компании все дни напролет) аппарат был украден из какой-то совковой конторы типа ДЭЗа.

Итак, несмотря на препоны и страдания, неопытность и сопротивление внешней среды, альбом был записан. Теперь его следовало как-то издать.

Как я уже говорил, тогда в России не существовало лейблов, которым мог бы быть интересен альбом с такого сорта музыкой. Все, что нам оставалось делать — это только тиражировать запись в домашних условиях, и распространять полученные копии самим. Одна из первых публичных ксерокс контор (до этого ксероксы были секретными аппаратами, и стояли лишь в некоторых организациях, не все сотрудники которых имели доступ к этим машинам), 'Rank Xerox' открылась прямо напротив, на противоположной стороне Кутузовского. Мы стали постоянными ее клиентами. Коллаж для обложки сделал Рубан, он также сделал первое лого группы в «киднеппинг» стиле. Не помню где мы добывали чистые кассеты в эпоху тотального дефицита, однако где-то добывали. Ксерокс ксерил нам односторонние обложки в один цвет, кассеты закатывались на бытовом рубановском двухкассетнике. Таким образом, нам удалось распространить пару сотен кассет за год или полтора, в основном раздаривая их друзьям, товарищам, другим музыкантам и всем кому ни попадя. Мы продавали по 3–5 кассет в месяц через единственный в то время магазин рок атрибутики «Давай-давай», (интересно, сохранилась ли у кого ни будь хоть одна такая кассета, и что делают сейчас наши покупатели 11-летней давности?) и через DIY дистрибьюцию Ланы Ельчаниновой, которая к тому времени открыла очередной клуб. Клуб под названием 'Клуб им. Хо Ши Мина' располагался на Профсоюзной, в невысоком сером здании около будущего клуба «Свалка». Осенью 92-го в 'Хо Ши Мине' состоялась незабываемая вечеринка, с участием американского панк-миссионера, чела удивительной судьбы, Донни Панка (Donny the Punk). Донни занимался тем, что, путешествуя по миру, находил в больших и малых городах Европы локальных панк-активистов, и с их помощью организовывал встречи с местной неформальной общественностью. Вечеринки имели вид того, что сейчас назвали бы 'spoken word show'. Донни, находившийся в культуре с самого начала (на момент его российского визита ему было лет сорок) лично знал чуваков из Pistols, Ramones, New York Dolls, Dead Kennedys, Butthole Surfers. Зарождение, расцвет и упадок первой волны проходил на его глазах. На его глазах и с его участием начиналось становление DIY хардкор сцены. Также Донни был активным распространителем вегетарианских и веганских идей и зинов. Один из них, со слоганом на обложке 'I don't eat the animals and animals don't eat me' до сих пор хранится у меня дома. Донни побывал в столицах прибалтийских государств, потом в Питере, и, связавшись с Наивами, приехал в Москву, где ему и была организована вечерина. Донни снял дешевую хату в Давыдково на несколько дней, и шастал по району, распугивая бабушек и детей. Представьте себе достаточно крупного сорокалетнего мужика, (внешне охуенно напоминающего Элтона Джона) в убитой «косой», уклеенной частично отодранными стикерами, в безразмерных черных штанах и с наполовину выбритой башкой. За спиной — немыслимый для нас по тем временам бэг, на груди — огромных размеров «Nikon». Все тело Донни было выбрито в шахматном порядке. Типа, левая нога лысая — правая волосатая, правое яйцо лысое — левое волосатое и так далее до волос на голове. C ним путешествовала его герлфренд, сморщенная панк тетушка по имени Банни. Банни не выносила табачного дыма и тусовала в зале в желтом респираторе с лимонным флавором. Марихуану Банни курила за троих.

В небольшой «хошиминовский» зал поднабилось достаточное количество центровой панкоты, Донни вышел на сцену, Андрей Павлов (тогдашний директор Наива) переводил. Поначалу Донни пустился в пространный рассказ о зарождении сцены, о том, как он ходил в CBGB в 76-ом на первые концерты Ramones, о культурных, социальных, политических и музыкальных предпосылках зарождения панка. Особенный акцент чувак сделал на том, что вопреки распространенному мнению, которое насаживают английские журналы типа NME, панк зародился не фига не в Англии, а в Америке, где еще в конце 60-х