вооруженный до предела, с «Шершнем», изготовленным к бою. Я спустился по трапу на каменный пол и осмотрелся по сторонам.
Никого… Никто не спешил нам навстречу… Это затрудняло поиски, поскольку я не знал, в какую сторону двигаться.
— В таком мире хорошо быть гномом — поделился своими ощущениями Крысобой.
— Точно, — согласился я. — И куда идти?
Марк вытащил из кармана поисковый сканер, высветил карту горы и, потратив на ее рассматривание несколько минут, уверенно ткнул пальцем прямо перед собой:
— Туда.
— Ты так думаешь? — с сомнением в голосе спросил я.
Марк помялся и предложил:
— Ну, можно и туда.
На этот раз он показал на девяносто градусов левее.
— Дай машинку.
Я бесцеремонно отобрал у него сканер и взглянул на карту. Первоначально выбранный маршрут показался мне правильным. Часа через три мы могли добраться до «Подсолнуха» и выяснить, что случилось с кораблем и экипажем.
Конечно, если нам ничто и никто не помешает…
Мы отошли от «Арго» шагов на двести и приблизились к разрисованной стене, похожей на татуированную спину заключенного. Вдруг уши заложило пронзительным свистом. Я выронил от неожиданности из рук «Шершень» и зажал уши руками, пытаясь уберечь барабанные перепонки. Видел, как Марк согнулся к полу, как из его рта, носа и ушей заструилась кровь, как посинело его лицо — точно неведомая сила откачала из тела весь кислород.
Рванул было к нему, но что я мог сделать, чем помочь?..
Давление на уши усилилось, и я упал на колени.
Тут стена, к которой мы подошли, разомкнулась, явив коридор, заполненный народом. На площадку, принявшую «Арго», выступило десять человек в броских разноцветных одеждах, больше похожих на лохмотья, равномерно распределенные по телу. Их головы венчали высокие колпаки, обложенные тонкими трубками, напоминавшими тростник. Лица были изукрашены рисунками, похожими на детскую мазню. В руках они держали железные трубки, один конец которых заканчивался деревянным ложем. Трубки напоминали доисторические ружья, которые на Земле теперь разве что в музее или у частных коллекционеров встретишь. Свободные руки вошедшие держали возле ртов — судя по всему, дули в то, что держали в кулаках.
Боль в ушах стала нестерпимой. Я завалился на бок, громко застонал. И потерял сознание…
«Кто они, как думаешь? Почему до сих пор лежат?.. А! Вомбата, ты в своем ракурсе!.. Что за шут устроил смотр полкового оркестра в заброшенной шахте? Я вас всех к ответу привлеку!.. А вы видели железную птицу?! Почти как у нас — только массивнее, да и… Глупости какие — как у нас! Кхм. Нашла что сказать, дура! Ты сопла видела? Из таких сопел не наших воробьев гонять! Это межзвездные гости!.. Да ну!.. Я тебе говорю! Явно прилетели извне!.. Что ты говоришь, Урамни! Извне прилететь невозможно! Разве кому под силу продавить космическую патоку?.. Придут в сознание — вот и спросим у них. Может, что и скажут… А ты заметил, Вомбата, что у них уши не защищены? Вот и слетели с нарезки. Хоть бы выжили…»
Голоса заполнили мою голову. Я не мог никуда от них деться. Они были повсюду и одновременно нигде. Они окружали меня, но доходили словно бы через океанскую толщу… Голова трещала. Каждый звук причинял ужасную боль…
Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на хирургическом столе. Вокруг толклись несколько человек в высоких колпаках и с дикими лицами. Они оживленно переговаривались. Заметив, что я очнулся, умолкли.
— Кто ты, чужак?! — медленно выговаривая слова, произнес один из «колпаков».
— Со звезд прилетел, — отозвался я.
Мое сообщение произвело впечатление. Аборигены зашептались, стараясь, чтобы я ничего не услышал, но обрывки фраз все же долетали:
«Если он со звезд, то как понимает нашу речь?.. Удивительно!.. Невообразимо!.. Следует проверить… Да это же шарлатан из майлакцев!..»
Я напрягся и сел на столе. Это было воспринято как агрессия. «Колпаки» отскочили, точно я оскаленной окровавленной пастью срочно потребовал на ужин человеческое мясо. Несколько десятков ружей нацелилось мне в грудь.
— Где мой друг? — медленно выговорил я.
— Не шевелись! Мы будем стрелять! — пригрозил самый смелый. — Откуда ты знаешь наш язык?
Я равнодушно развел руками:
— Понимаю — и все.
— Твой друг очень плох. Наша музыка причинила ему вред. Но мы не хотели этого. Старой шахтой никто давно не пользуется. Мы не знали, что вы в ней.
— Проводите меня к нему! — потребовал я.
Они подчинились. Позволили мне подняться, слезть с хирургического стола, подобрать валявшееся рядом оружие, которое придало мне уверенности в собственных силах, и указали, куда идти.
Марк лежал в соседней палате (да уж, комнаты, в которых нас держали, весьма напоминали больничные!) — грузно возвышался над хирургическим столом. Его грудь мерно вздымалась, втягивая воздух, и опадала, извергая его через кратеры ноздрей. Внешне с Крысобоем все было в порядке. Но пугала его неподвижность — он словно спал или пребывал в коме.
— Что вы с нами сотворили? — потребовал я объяснений.
— Это вышло случайно. Вы оказались там, где полковой оркестр репетировал новую янху в честь нашего императора! — засуетился самый смелый, точно извиняясь за причиненный вред.
— Мы что, оказались недостойными слушателями вашей янки? — сурово спросил я.
— Не янки, а янхи!.. Слух непосвященного и рассудок могут пострадать от ее звучания!
Я чувствовал на себе извиняющиеся подобострастные взгляды и строил из себя разгневанного Нерона, выбирающего способ поджога Рима. Гневно хмурил кустистые брови, теребил прическу и покачивал стволом автомата из стороны в сторону.
Марк застонал… Я оглянулся. Веки его дрогнули. Он обозрел собравшуюся компанию одним глазом, закрыл его, открыл второй и проверил, не привиделось ли ему чего. Убедившись в реальности картинки, открыл оба глаза и заявил:
— Господи, что они сделали с моей головой? Такое ощущение, будто там целый кавалерийский полк отрабатывает приемы атаки!
— Не волнуйся, Крысобой. Это они так свое радушие выказывали! — усмехнувшись, пояснил я.
— Ни хрена себе — радушие! За него им вечное оледенение устроить — и то мало! Вот доберусь на «Арго» до полюса — узнают тогда, что такое таяние льдов и вечная мерзлота!
Наш разговор «колпаки» не понимали — улыбались и кивали головами, выказывая согласие.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Грубость — остроумие дураков.
Познакомиться с «колпаками», завязать дружеские контакты, задобрить их невинными сувенирами я не успел, как, впрочем, и Марк. Мы даже палату не покинули. Внезапно боязливая атмосфера вокруг нас