Какое-то мгновение Китобой думал, но, подняв глаза, поймал насмешливый и слегка испытующий взгляд колдуна, и тогда решился, стремительно шагнул за порог и оказался вдруг на ровной поверхности, с которой падать было совершенно некуда. Полог за его спиной опустился вполне естественным образом, как он и должен был бы опускаться в реальных условиях человеческой, а не колдовской жизни.

Торстейн наклоном головы поздоровался.

— Ты, Китобой, достойно выдержал испытание. Пожалуй, с тобой стоит иметь дело… — сказал Гунналуг слегка разочарованно, потому что ожидал испуга, которого не последовало. — Садись сюда, на эту шкуру, и расскажи, чем так обижает вас ярл Ингьяльд.

— Мы не слишком охотно даем себя в обиду, — возразил Торстейн. — А ярл желает, чтобы мы отдавали ему десятую часть своей добычи с рыбной ловли и охоты. Но мы всегда были вольными бондами и не желаем этого делать. И потому предпочли ту же десятую часть отдавать наемным берсеркам, взявшимся нас защищать. Этим мы показали, что не жадные люди и воюем не за часть добычи, а за принцип. И он для нас важен. Это принцип нашей свободы, доставшейся нам от наших предков.

— С этим все ясно, хотя принципы можно было бы отстоять и в суде лагмана. Ингьяльд не посмел бы выступить против приговора лагмана. Я так думаю. А как получилось, что Ингьяльд захватил лучший фьорд на берегу? Куда вы смотрели?

— Это спорные земли. Официально на них раньше никто права не предъявлял. Старое поместье Ингьяльдов находилось чуть дальше по берегу, но там вообще есть только высокий утес и нет никакого фьорда. Правда, при доме был хороший участок с плодородной землей. Потому дом там и построили. Старое поместье сгорело от удара молнии, и ярл стал строить новое на берегу фьорда. Мы в те времена держали там почти все свои лодки, на берегу было два вика, но никто ярлу не стал мешать, потому что он на фьорд прав не предъявлял. Он предъявил только после того, как построил дом и заселил его воинами. И поставил нам условия. Когда мы не согласились, он сжег наши вики, убил несколько человек, и мы вынуждены были переселиться, потому что тогда еще не объединились против него и не могли противостоять.

— Да, аппетит у вашего ярла хороший, — усмехнулся колдун. — Но это ваше дело, и меня оно касается мало. С ярлом Торольфом ты сумел договориться?

— Пока только предварительно, в общих чертах. Он желает сначала поговорить с тобой, потом уже со мной. Тогда и договоримся о планах.

— Одноглазый всегда бывает благоразумным. Это приятно сознавать. Надеюсь, ты тоже обладаешь этим качеством. Так ты говоришь, в старую усадьбу Ингьяльда ударила молния?

— Да. Это произошло четыре с половиной года назад.

— Давно… Новый дом, мне кажется, своей молнии просто заждался. И погода соответствует. Я, кажется, слышал, как где-то громыхает гром?

— Да. Над морем… Молний, правда, пока не видно…

— Молния появится в нужный момент. Хватит одной молнии. Дом деревянный?

— Только второй этаж и крыша. Первый этаж каменный.

— Да, хватит одной молнии, и ни к чему зря расходовать силы. Я подарю молнию Торольфу, пусть он ее использует. Но, я вижу, ты еще что-то хочешь сообщить?

Торстейн Китобой слегка смутился от такой проницательности колдуна, но все же ответил бойко, словно давно готовил ответ:

— Ярл Ингьяльд выписал из Швеции десять боевых троллей…

— Троллей?

— Да.

Гунналуг вдруг заулыбался, словно что-то вспомнил, потом достал из кожаного мешочка порошок, рассыпал его в воздухе, очертив магический треугольник, и порошок загорелся. Колдун некоторое время с любопытством всматривался в висящий в воздухе огненный треугольник, потом махнул рукой, огонь погас, и треугольник обвалился на медвежью шкуру белым пеплом.

— Тролли… — он по-прежнему улыбался. — Это не есть серьезная проблема, из-за которой стоит менять свои планы. Тролли смертны, как и люди. И даже менее опасны, потому что не верят в Одина и ничего знать не хотят о загробной жизни в Вальгалле. И потому берегут себя больше, чем простые воины. У них сильный инстинкт самосохранения, почти как у диких зверей. И напугать их, как и победить, не сложно. Но ты, знаю я, хотел сказать другое. Говори честно и не смущайся. Я отвечу на твой вопрос, если это вопрос.

Китобой, после увиденного магического огненного треугольника, по непонятной причине зависающего в воздухе и, как он понял, приносящего Гунналугу какую-то важную информацию, казалось, сначала еще больше оробел, но потом вздохнул решительно и выпрямился, не вставая, чтобы все же задать главный вопрос, в необходимости которого он все еще сомневался, поскольку не считал этот разговор корректным:

— Моих людей смущает… Они не уверены в твоей надежности при решении нашего дела.

— Что их смущает? — не понял Гунналуг. — Я разве кого-то обманывал?

— Дело не в обмане. Дело в том, что ты сам представляешь знатный шведский дом. Ярл Ингьяльд, хотя считается норвежцем, по крови больше швед, и все его интересы уходят в сторону Швеции. Мои люди боятся, что два шведа договорились, чтобы заманить нас в ловушку.

Колдун улыбнулся еще раз, но уже совсем иначе. Новая улыбка его веселья не показала и вообще никак не шла к его сухому и хищному лицу. Это была скорее гримаса, заменяющая собой улыбку, или даже маска, изображающая улыбку.

— Можешь успокоить своих людей. Если бы вы побольше знали о делах Швеции, то таких сомнений не возникло бы. Я мог бы и не объяснять, я мог бы просто рассердиться, но я объясню, хотя и выскажу пожелание впредь не слышать подобных высказываний в свой адрес. Швеция сейчас, по сути дела, разделена на два лагеря. Один лагерь поддерживает существующего конунга из дома Свеаландов, другой желает видеть на месте конунга представителя дома Еталандов. Ярл Ингьяльд активно поддерживает последнего. Дом Синего Ворона, в котором я не самый последний из ярлов, поддерживает существующую власть. И мы непримиримые враги… Я мог бы без вас пойти войной на Ингьяльда, опираясь только на людей Одноглазого ярла. Но почему бы не совместить приятное с полезным? Именно по этой причине вы получаете приятное, Торольф Одноглазый получает полезное. Мы посоветовались, и было решено обратиться к вам с предложением о союзе. Надеюсь, мой ответ тебя удовлетворил?

Китобой наклонил голову.

— Вполне…

— Тогда можешь идти. Я чувствую приближение гонца с вестями из мест, где происходят важные события. Ты будешь мешать мне разговаривать с гонцом.

И тут же, словно в ответ на слова колдуна, за пологом закаркал ворон.

— Это гонец. Иди… И пришли ко мне Торольфа.

Китобой торопливо встал…

Ярл Торольф Одноглазый пришел на драккар не сразу, понимая после рассказа Торстейна Китобоя, что Гунналугу нужно время, чтобы пообщаться с очередным крылатым гонцом. Но когда пришел, карканья из подкормового закутка колдуна уже не услышал. Должно быть, беседа закончилась.

Парусиновый полог висел под тем же углом, что и прежде, но, когда Торольф отодвинул его, то сразу заметил, что помещение снова повернулось, теперь уже более круто, чем раньше. Но он догадался, что сделано это было вовсе не для него, а исключительно ради впечатления, которое Гунналуг стремился произвести на Торстейна Китобоя, чтобы раз и навсегда объяснить последнему свое положение в этом зыбком мире и страхом отбить охоту к ослушанию. Да и рассказ Китобоя своим друзьям тоже сослужит службу и нагонит на тех страха, что позволит колдуну обрести дополнительные силы.

— Я жду тебя, — поторопил Гунналуг.

Торольф смело шагнул за порог, уверенный, что там, по ту сторону полога, ему будет даже удобнее, чем на драккаре. Так и оказалось. Одноглазый ярл сел, не дожидаясь приглашения. И покачал головой.

— Что? — спросил колдун. — Что-то не так?

— Наоборот. Все очень даже так, как надо. Китобой пришел ко мне с белыми от испуга глазами. Ты едва-едва не перестарался, а то мы могли бы совсем потерять его. А сейчас он полностью в нашем