Может быть, сила гребка с уключиной увеличивается, но не настолько, чтобы это стало решающим моментом.

— Налегай… Тяни дружно…

И новые гребцы, не дожидаясь отдельной общей команды, как обычно бывало на драккарах, сразу, один за другим, включились в свою ритмичную работу, подстраивая ее под ритм тех, что гребли раньше. Сбоя не произошло.

В отличие от драккаров, на которых места для людей всегда было мало, гребцы на ладьях спали в стороне от своих скамей, да и скамьи у них были несравненно более высокие, чем на скандинавских лодках, а сам ряд весел располагался значительно выше. И потому для включения в работу дополнительных гребцов времени на ладье уходило больше. Но когда все весла начали грести дружно, ладья прибавила в ходе заметно. И парус небольшой ладьи впереди, что вышла из устья Ловати значительно раньше, стал быстро приближаться.

— А как Валдай узнал, что ладья словенская? — поинтересовался Ансгар у сотника.

— В Славене корму чуть другую делают, более тупую, и борт чуть вперед наклонен. И сама ладья у них слегка пошире будет, чтобы товар лучше разместить. Словене — народ торговый, у них все к тому приспособлено.

— А словене в Русу свободно ходят?

— Когда войны нет, свободно, что ж не ходить. Народы-то, что ни говори, братские[3]. Но всякое бывает. Кто-то старое вспомнит, и начнется перепалка, а за перепалкой и что похуже. И нас в Славене так же встречают. Они у нас все пытаются Бьярмию отобрать, чтобы каменную соль оттуда возить, но без нашей соли тоже плохо себя чувствуют. Вареная соль в десять раз дороже каменной. Это для словен доход большой. У нас покупают, вам возят и перепродают…[4] И пытаются наших купцов не пустить через Волхов. А это, сам понимаешь, еще один повод для ссор. Поссориться-то легко, вот помириться бывает трудно. Но города у нас торговые, и торговые гости понимают, что без мира все в разорение пойдут. Потому и миримся быстро.

— Стрелу пустите, — крикнул с кормы Валдай.

— Белун! — позвал сотник выглянувшего из трюма стрельца. — Отправь словенам «соловья».

— Я мигом… — отозвался стрелец, нырнул в трюм за луком и быстро вернулся, на ходу пристраивая к стреле глиняную свистульку.

— Что это? — спросил Ансгар.

— Сигнал о добрых намерениях, — объяснил Овсень. — Приглашение на разговор.

Стрела сорвалась с лука с тонким переливчатым свистом, в самом деле сильно напоминающим трели соловья, и устремилась в сторону словенской ладьи. Но стрелец прицел брал выверенный и в саму ладью, конечно, не попал.

На словенской ладье, где сигнал поняли легко, поскольку сами умели такие сигналы давать и собственных стрельцов имели в достаточном количестве, почти сразу же подняли, а потом и убрали в глубину трюма весла, и через некоторое время парус пополз к рее, чтобы замереть там. Лодка легла в дрейф и плавно покачивалась на волнах, поднимаемых средней силы ветром. Словене ждали встречи.

Русы стали быстро нагонять соседей, и вскоре прозвучала новая команда Валдая. Парус подняли и подошли к словенской ладье на веслах, которые были вытащены из уключин только в самый последний момент. Две лодки сблизились, на палубы той и другой высыпали гребцы, с одной и с другой стороны тут же полетели прочные тросы, и еще через несколько мгновений ладьи прижались одна к другой округлыми бортами. Все это было сделано ловко и быстро, без дополнительных приказов, и привычность гребцов к таким встречам была видна сразу.

Когда драккары подходят один к другому вплотную, помнил Ансгар, их почти прямые борта составляют долгую линию соприкосновения, и общаться один с другим или же воевать один против другого могут одновременно многие воины. Ладьи же за счет крутизны и округлости своих бортов соприкасались только небольшим участком, и на этом участке тут же был проброшен мостик в две доски. По мостику со словенской ладьи на ладью русов перешел коренастый кормчий.

Не думая зачем, Ансгар все же сразу подумал о том, как с драккара атаковать ладью. Это было бы неудобным, потому что слишком мала площадь соприкосновения, и слишком высок борт ладьи. С ладьи же атаковать драккар гораздо удобнее, потому что сверху вниз наносить удар всегда сподручнее. Юный наследник титула не думал о войне против славян. Тем не менее все его воспитание было такого характера, что любое событие он просто не мог рассматривать с мирной точки зрения.

Сам конунг во время встречи так и оставался пока на носу вместе с шаманом Смеяном, не торопясь вступить в разговор, пока его к этому разговору не пригласили. Его гордость не позволяла быть навязчивым. Но пригласили скоро. Сотник Овсень отыскал Ансгара глазами и поднял руку, привлекая его внимание. Ансгар пошел, чтобы познакомиться со словенским кормчим, хотя считал, что вообще-то, в соответствии с его рангом, кормчий должен был бы подойти, чтобы познакомиться с ним. Однако он был еще не в своих землях, где имел вес его титул, пусть даже все еще не окончательно утвержденный за ним, и потому подчинился местным порядкам.

— Конунг, нам тут кормчий Вандал рассказывает интересные вещи, тебя, кажется, касаемые прямо. Послушай…

Ансгар протянул Вандалу руку, здороваясь.

— Что интересного говорят, что и как меня касается?

— Вчера в Русу доставили несколько воев твоего народа, — предварительно качнувшись из стороны в сторону вместе с лодками, низким и хриплым, словно на всю жизнь простуженным голосом, сообщил словенский кормчий. — Их подобрала ладья моего друга, идущая в Русу, и сдала с рук на руки причальной страже.

Отвлекая общее внимание, вокруг словенского кормчего прошел, его со всех сторон и с головы до ног оглядывая, причальный Хлюп.

— Вот и мой друг из другой причальной стражи… — Вандал заметил нелюдя и уважительно протянул ему руку.

Хлюп принял рукопожатие как должное и в долгу не остался.

— Я рад видеть тебя, Вандал, сильно похудевшим. Ты здоров?

— Здоров, Хлюп, здоров.

— А почему так похудел?

— Есть стал меньше, чтобы моей ладье было легче меня носить. И купцы теперь могут больше товара загрузить, значит, мне больше прибыли.

— И это правильно, — серьезно заметил причальный. — Ты принял мои советы.

Ансгару неприятно было, что Хлюп перебил, может быть, важный разговор. Но и с этим конунгу пока пришлось тоже смириться, хотя такое положение, когда важный разговор прерывается из-за нелюдя, казался ему неприятным.

— А кого они подобрали и при каких обстоятельствах? — вернулся он к прежней теме.

— На обломках носового дракона с драккара по Ловати плыло пять человек. Четверо свеев и один урманин. Свеи за один большой обломок держались, урманин чуть отстал с другим обломком. Все в доспехах, потому рук отпустить не могли, иначе сразу бы пошли ко дну. Едва их вытащили в ладью, сразу драться стали. Урманин напал на свеев с кулаками — оружие в воде все пятеро растеряли. Едва растащить удалось. Свеи уверяют, что их средний двадцативесельный драккар был атакован на реке тяжелым тридцативесельным драккаром урман. Урмане таранили свейский драккар и попытались захватить. Но во время тарана обе лодки получили повреждения и пошли ко дну вместе с воями. Спастись удалось только тем, кто и приплыл по течению. Урманин утверждал…

— Я знаю, что мог утверждать урманин, — сказал Ансгар. — Он говорил правду. Двадцатирумный драккар был у нас. Мы вынуждены были атаковать, потому что нам перекрыли дорогу с красным щитом на мачте. Как зовут того урманина?

— Этого я не знаю.

— Как он хотя бы выглядит?

— И этого не знаю, потому что рассказываю только то, что поведал мне кормчий с другой ладьи. Единственно, я слышал, что урманин ведет себя большим господином и всех подряд ругает. В том числе и