Больше она не верила в это. Она никому не позволит отвергнуть ее ребенка. Если Сол всетаки откажется поверить в то, что это его ребенок, она заставит его. Ее ребенок не останется без отца.

Мысль о том, что он может серьезно отнестись к обязанностям отца, ни разу не пришла ей в голову.

Она встала с сучковатого, кривого бревна, вынесенного на берег прибоем, и пошла назад в гостиницу, оставляя на песке легкие следы. Решение было принято.

Воспользовавшись директорской службой, она разыскала лондонский телефон фирмы Джеррарда и вечером после ужина трясущимися от волнения пальцами набрала номер. Ей ответил женский голос, а когда Кэндис назвала свою фамилию, тот же голос спокойно произнес:

— Да, да, одну минуту, я соединяю вас с офисом мистера Джеррарда, мисс Хьюм.

Неужели все так просто?

— Если он сейчас занят, — сказала она, все еще сомневаясь в правильности своего поступка, — я перезвоню позже.

— Нет, нет, он распорядился соединять вас с ним немедленно.

Щелчок, пауза, уже другой, но по-прежнему ровный женский голос, вежливый и деловой, та же мгновенная реакция. Затем голос Сола, резкий и отрывистый:

— Кэндис, куда ты, черт возьми, подевалась?

Она опешила.

— Я в Новой Зеландии. Я беременна, Сол.

— Это правда? — Голос его звучит спокойно. — Хорошо… Дай мне свой адрес.

На мгновение она потеряла дар речи, потом все-таки продиктовала адрес и услышала в ответ:

— Через двадцать четыре часа я буду у тебя. Никуда не уходи.

— Ты сказал «хорошо». А что «хорошо»?

— Стефани передает тебе огромный привет, — сказал он. И повесил трубку.

Кэндис была в ярости. Она снова набрала номер, но ровный, спокойный голос слегка насмешливо произнес:

— Я очень сожалею, мисс Хьюм, но мистер Джеррард уже ушел. Он просил передать вам, что прилетит завтра, просил вас поберечь себя.

— Да… — произнесла она как во сне.

Она все еще стояла с телефонной трубкой в руке, когда в комнату вошла Элизабет.

— Мне только что позвонили из Лондона и попросили приготовить к завтрашнему вечеру номер люкс.

— О, Сол…

Элизабет пристально посмотрела на нее.

— Что с тобой? У тебя такой вид, словно тебя стукнули по голове.

— Нет, нет, все в порядке. Просто я только что позвонила Солу — он отец моего ребенка. Он приезжает завтра. Я думаю, что номер люкс, вероятно, заказан для него.

Брови Элизабет поползли вверх. Впервые что-то могло вывести ее из привычного, словно броня, равновесия.

— Сол Джеррард — отец твоего ребенка?! Не может быть! Как это могло получиться?.. — Она застыла как вкопанная, словно видела Кэндис впервые в жизни. Но вскоре, когда к ней снова вернулось самообладание, она деловито произнесла: — Я думаю, ты поступила совершенно правильно. А о моих малышах не беспокойся. Завтра приезжает мать Карла и с удовольствием присмотрит за ними, пока мы не найдем тебе замену. Делай так, как тебе лучше.

Что ж, прекрасные, разумные слова. Придя к себе в комнату, она подошла к окну и стала смотреть на зеленые заросли кустов, ровным ковром покрывающие остров. Безмолвные и неподвижные в этом лунном сиянии, они были так же загадочны, как и душа человека, которого она любила. Она вспомнила, когда последний раз наблюдала восход луны. Это было в ту самую ночь, когда был зачат ее ребенок. И, вспомнив это, она вздрогнула. Что же он собирается делать?

«Хорошо»… Он сказал, «хорошо» то, что она беременна, это хорошо. Но в его голосе она не услышала любви. С тоской она подумала о том, что впереди ее ожидает еще одна боль. Она заставила себя лечь в постель, но почти всю ночь провела без сна, неподвижно уставившись в потолок.

Его вертолет прилетел через двадцать пять часов после того, как она поговорила с ним по телефону. Он спускался по трапу с самоуверенным видом человека, которому стоит только пошевелить пальцем, и самолет будет готов тут же доставить его в любую точку планеты. Кэндис видела, как в сопровождении своей охраны он входил в отель; лунный свет блестел у него в волосах.

Через десять минут у нее зазвонил телефон.

— Поднимайся ко мне, — негромко скомандовал он.

Кэндис была в ярости — Сол нисколько не сомневался в том, что она покорно повинуется его приказу, но, в конце концов, она сама приняла решение, заставившее его проделать такой путь. Это просто смешно — так выходить из себя из-за его самонадеянности и высокомерия.

Роскошный, элегантный отель был построен на самой скале, так что большинство его номеров выходило на величественную панораму залива, уходившего в глубь острова. Между этажами бесперебойно сновали скоростные лифты. Через две минуты после его звонка она уже стучала в дверь его номера, расположенного на самой крыше небоскреба. Дверь открыл он сам, стоя на пороге и засучивая рукава белой рубашки. Лицо его было непроницаемо, замкнуто и настороженно, пока он всматривался в нее пристальным, изучающим взглядом.

— Входи, — сказал он, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Она ожидала чего угодно, но только не этой ледяной отчужденности. Она надеялась, что его мгновенная реакция на ее звонок означала то, что он как-то смягчился, но в его непроницаемом, тяжелом, как маска, лице она не нашла никакого подтверждения этому.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он и слегка нахмурился, пропуская ее в комнату.

— Прекрасно.

— Ты была у врача?

Она утвердительно кивнула.

— И что же он сказал? — последовал его резкий вопрос.

Она не могла ему ответить.

В его роскошном номере были предусмотрены услуги дворецкого и горничной, и она слышала, как с кухни доносились их приглушенные голоса. От одной мысли, что их разговор могут услышать, ее начинал бить озноб. Собравшись с духом, она спросила:

— Зачем ты прилетел?

Он криво усмехнулся.

— Чтобы жениться на тебе, зачем же еще.

Горячая, невысказанная надежда, которая не давала ей уснуть всю предыдущую ночь, мучительно умерла. Быстро, так как говорить об этом ей было слишком больно, она проговорила:

— Я не собираюсь выходить за тебя замуж.

Что-то страшное шевельнулось в мерцающей прозрачной глубине его глаз, но лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.

— Вот как? — спросил он мягко и вкрадчиво. — Ты воображаешь, что это будет так просто сделать, дорогая? Алименты на всю оставшуюся жизнь или уж по крайней мере, пока ребенку не исполнится шестнадцать, и никакой необходимости считаться со мной? Мне очень жаль, если ты уже успела настроить себе глупеньких фантазий, но, коли ты хочешь, чтобы я содержал этого ребенка, ты должна стать моей заложницей. Да, да, чтобы я был уверен в том, что каждый потраченный мною пенни работает на меня.

По легкому неприятному привкусу крови во рту она поняла, что прокусила губу. Все ее тело приготовилось дать отпор, отзываясь на неожиданный прилив адреналина, горячей волной хлынувшего по ее венам.

Медленно и осторожно, словно пытаясь словами оградить себя от опасной развязки, она