снова.
Вот как рассказывали об этом очевидцы наших отношений: «Были репетиции в странном Доме культуры, где была выделена крошечная комнатушка, и все гнали на Ступина, потому что он все время пил и лажал, и Денис возмущался, что он пьяный выходит на сцену.
А после репетиции все курили траву. На репетициях было много агрессивных разборок. Комната была завалена всякой дрянью, кусками аппаратуры со страшным звуком. Рядом были бычки, бутылки какие-то. Очень много ругались. Потому что у всех были амбиции и пальцы веером. Они считали себя крутыми музыкантами. У них был вкус успеха с «Машей и Медведями». Второе: они конечно же пытались показать Лене, где ее место. Они никогда не могли договориться. У каждого было свое мнение. Никто никого не слушал. Нельзя сказать, что все дружили и любили друг друга. Хотя как-то держались друг за друга».
20 февраля 2004 года
Сегодня дяденьки сбивают лед. Я вообще удивляюсь, как дом еще не рухнул, тут прямо все трясется.
Как курить-то бросить…
1. Жизнь слегка замерла. Ждем радио. Утюги, рассчитайсь.
2. Были в Останкино, встретили тьму знакомого народа. «Как дела?» — говорят. «Да хорошо, занимаюсь скалолазанием». Говорю и думаю: эка, это ж я про музыку.
3. Продолжаю получать глубокие письма о том, что я пишу не совсем правду. Отвечаю: да. В смысле, вы правы. А мне: ну, может, несчастья какие должны происходить, чтобы душевные переживания отражались, не то чтобы мы их желаем, но это точняк интереснее и честнее в дневнике отражается. Это да… интереснее. Только
4. Упомянутый Виктор Чайка, который есть, как меня поправили, а не был, рассказал мне наконец, почему товарищ Оззи Озборн ходит как старикан, хотя вроде он еще не он. Потому, сказал Чайка, что это его фирменная фишка. Он, дескать, так всегда и ходил, с самого смолоду.
5. Ненавижу обламываться. Лучше буду делать вид, что не очень-то и хотелось.
21 февраля 2004 года
1. Новая песня начинается словами: «Это стая Икаров пролета-та-та-та-та-ет по парам».
2. Каждую субботу вспоминаю, что надо делать радиопередачу. И делаю в испуге. Получается обычно весело.
3. Сегодня мне почти нечего сказать миру, кроме того, что мне нравится это состояние. И сырник вкусный был. А чe еще надо…
22 февраля 2004 года
Хорошо ли хотеть изменить мир к лучшему?
И как понять, что он изменился?
Делает ли это музыка?
Или это делает политика?
Или это иллюзии, что это возможно?
Картинка моего персонального ада — водитель трамвая на кольце, снизу рельсы, сверху тросы, и по кругу… и ни влево, ни вправо…
24 февраля 2004 года
Было полтретьего. Мне снился водопад. Горячие капли прыгали по лицу. Капли были горячими, потому что водопад лился с потолка и был горячим. Мне ужасно не хотелось бегать с тряпками, тазами и ведрами, но по ходу не было другого выхода. В стене шумел поток. Реально, там был шум потока. Было страшно, что угол дома намокнет и отвалится, потому что пол вздулся, а на стене пузырями копилась вода, и казалось — вот-вот лопнет.
Тазики и ведра в доме кончились.
Аварийная служба таки приехала. Потом еще одна. Пятеро дяденек в грязных сапогах и с удивленными лицами стали резко кому-то звонить. Потом все пятеро сказали, что, пока им не дадут команду, они сделать ничего не могут. Дяденьки были обложены х…ми, был вырван у них телефон и позвонено их диспетчеру.
Вода все лилась. Книги смыло с полок, особенно бодрая капель лилась из потолочной лампочки, потому свет никто не включал. Дяденьки совещались в темноте. Через час они ушли, ни слова не говоря. Диспетчер по телефону сдал, что они ушли в подвал и сейчас там все наконец перекроют. Все наконец перекрыли в шесть утра.
В восемь утра пришли слесари — вспарывать стены и искать дырку в трубе. Их было четверо. Они были в сапогах и тяжелых куртках, но уже с длинным шлангом. Тот, что со шлангом, был еще в прикольных очках. Он был сварщик. Потолок вспороли, спустили воду во всем доме, заварили трубу. И так три раза, потому что дырок в трубе оказалось несколько.
«Все», — наконец сказали дяденьки. Было одиннадцать.
26 февраля 2004 года
1. Мне стало лучше. Меня спасли тортом, который я вообще-то в жизни не ем, и морсом, в котором стоит ложка, как в вологодской сметане. Ну еще я пью антибиотики.
2. Если я еще потом заболею, я нипочем больше не стану тосковать в одиночку. Я буду звать людей, а они будут со мной разговаривать, а я буду выздоравливать.
3. Кабинет похож на картину «Обыск в доме революционера» — все перевернуто, книги на полу, столы сдвинуты, и я гордо стою надо всем и сверкаю глазами.
4. В три приема посмотрено хорошее кино «Главное — любить». Режиссер по фамилии Жулавски. Там играет Роми Шнайдер и еще ужасно прикольный парень, который похож на Шона Коннери. Кино однозначно хорошее. Только очень старомодное какое-то, как русская литература. Люди весь фильм демонстрируют намерения, скрытую страсть, проявленную только в глазах, губах и паузах. Все время хотят и не могут, думают, но не делают, — одни полутона. Как ни странно, хеппи-энд. Еще там один из героев все
