Теперь вопрос задал Бребнер:

— А их язык, как вы объясните его?

— Мне понравились ваши животные имитации, мистер Бребнер, — добродушно заметил Латтимор. — Но если честно, со своей кошкой куда как легче разговаривать, чем с вашими боровами.

Эйнсон заговорил первый раз. Он говорил резко, раздраженный тем, что какой-то выскочка смеет умалять его открытие.

— Все это хорошо, мистер Латтимор, но вы многое легко обходите. Мы знаем, что ВЗП обладают определенными привычками, которые весьма неприятны по нашим понятиям. Но друг с другом они ведут себя не как животные, они друзья, товарищи. Они общаются. И что вы можете возразить на присутствие космического корабля?

— Возможно, это и есть корабль. Мы не знаем. Может быть, они — просто живой скот, который взяли с собой настоящие космические путешественники, чтобы потом съесть. Я не знаю, но вы тоже не знаете, вы избегаете очевидных объяснений. Откровенно говоря, если бы я был ответственным за эту операцию, я бы выразил вотум недоверия капитану «Мариестоупса», а особенно главному исследователю за то, что они вытащили на всеобщее обозрение такие сырые результаты исследования.

В комнате начал просыпаться вулкан. Лишь лица репортеров немного повеселели. Михаил наклонился вперед и объяснил Латтимору, кто был Эйнсон.

Лицо Латтимора вытянулось:

— Мистер исследователь Эйнсон, боюсь, что я должен принести вам свои извинения за то, что не узнал вас. Если бы вы пришли до начала собрания, мы могли бы быть представлены.

— К сожалению, этим утром моя жена…

— Я, тем не менее, продолжаю настаивать на том, о чем уже сказал. Отчет о событиях на Клементине поражает своим непрофессионализмом. Условленная вами неделя для разведки на планете уже подошла к концу, когда вы обнаружили этих животных около якобы космического корабля. Вместо того, чтобы просто продлить срок пребывания, вы берете и убиваете почти всех их, делаете пару снимков с места происшествия и отваливаете домой. Но этот корабль может быть всего-навсего грузовиком для скота, а скот же выпустили поваляться. А в это время в каких-нибудь трех-четырех милях в долине мог находиться настоящий корабль, с настоящими двуногими, как мы, людьми, — как говорит миссис Ворхун, — за контакт с которыми мы бы отдали все на свете.

Мне очень жаль, мистер Эйнсон, но ваши аргументы здесь все больше и больше бледнеют, просто из-за вашей плохой работы на месте.

Эйнсон густо покраснел. Что-то ужасное случилось в комнате. Все были против него. Все — он знал это, не глядя на них, — сидели, молча одобряя сказанное Латтимором.

— Вам тут сейчас легко говорить, — сказал он. — Кажется, вы не осознаете беспрецедентность происходившего. Я…

— Я очень хорошо осознаю всю беспрецедентность этого события. Я говорю о том, насколько все это было беспрецедентно, и поэтому вы просто должны были быть более внимательным. Уж поверьте мне, мистер Эйнсон. Я читал и фотостаты отчета экспедиции, и внимательно рассматривал сделанные фотографии, и у меня появилось ощущение, что все это выглядело скорее как большая увеселительная охота, чем экспедиция, которую оплачивало государство.

— Я не был ответствен за убийство ВЗП. С ними столкнулся патруль, поздно ночью возвращавшийся на корабль. Они собирались познакомиться с пришельцами поближе, но те напали на них, и матросы были вынуждены стрелять в целях самозащиты. Вам необходимо перечитать отчет.

— Эти боровы вовсе не кажутся такими воинственными. И мне не очень-то верится в то, что они атаковали патруль. Думаю, они пытались убежать.

Эйнсон огляделся в поисках поддержки.

— Обращаюсь к вам, миссис Ворхун. Разумно ли это — пытаться предположить, как эти существа вели бы себя в естественной для них обстановке, глядя на их безразличное поведение в заключении?

Миссис Ворхун почувствовала немедленную симпатию к Брайану Латтимору, она любила сильных мужчин.

— А какие у нас есть еще факты для их обвинения? — спросила она.

— У вас есть отчеты, вот что. Полный набор для вашего изучения.

Латтимор возобновил атаку:

— В этих отчетах, мистер Эйнсон, пересказ того, что вам сообщил начальник патруля. Он как? Надежный человек?

— Надежный? Да, он вполне надежен. Знаете ли, мистер Латтимор, в этой стране, где идет война, мы не всегда имеем возможность выбирать тех людей, которых хотели бы.

— Понимаю. А как звали этого?

— Действительно, как его звали? Молодой, жилистый, довольно замкнутый. Неплохой парень. Хорттон? Халтер? — В более спокойной ситуации он бы сразу вспомнил. Наблюдая за своим голосом, Эйнсон сказал: — Его имя есть в отчете.

— Хорошо, хорошо, мистер Эйнсон. По всей видимости, у вас на все есть свои ответы. Я говорю о том, что вам следовало бы возвратиться с большим количеством ответов. Видите ли, вы здесь как бы ключевой человек, так? Вы — главный исследователь. Вы были специально подготовлены для такого рода обстоятельств. Я бы сказал, вы наделали много ошибок и предоставили нам недостаточные и во многом даже противоречивые сведения.

Латтимор сел, оставив Эйнсона стоять.

— Сама природа сведений противоречива, — начал Эйнсон. — А ваша задача просто разобраться с ними, а не отвергать их сразу же. И не надо нас упрекать. Если у вас есть какие-либо жалобы, то адресуйте их капитану Баргероуну. За все дело был ответствен oн, а вовсе не я. А того парня, который был начальником патруля, звали Квилтером. Я сейчас вспомнил.

Джеральд Боун заговорил сидя.

— По всей видимости, — неспешно произнес он, — в этой выдающейся компании мне следует сказать, что я — всего лишь писатель. Но одна вещь, касающаяся вас, меня серьезно обеспокоила.

Мистер Латтимор говорит, что вам следовало бы возвратиться с Клементины с большим количеством ответов. Может быть, это и так. Но я думаю, что вы вернулись с несколькими предположениями, которые были всеми приняты, так как исходили от вас, хотя и не были подтверждены как факты.

Эйнсон стоял с сухими от волнения губами, ожидая, что произойдет дальше. Он снова почувствовал, что все до единого хищно впиваются в его слова.

— Мы знаем, что ВЗП были найдены у реки на Клементине. Все также, по-моему, согласны, что они не аборигены этой планеты. Насколько я понимаю, это предположение исходило от вас. Это так?

Этот вопрос помог Эйнсону. На него он был готов ответить.

— Предположение действительно принадлежит мне, мистер Боун, хотя я назвал бы это скорее заключением, чем предположением. Я могу это запросто объяснить даже непрофессионалу. Эти ВЗП принадлежат кораблю, будьте в этом уверены. Их экскрементами корабль был переполнен, просто забит. По нашим подсчетам, это примерно тридцатидневное скопление. В качестве дополнительного свидетельства выступает форма корабля, которая внешне напоминает самих этих существ.

— Вы бы сказали, что «Мариестоупс» имеет форму обыкновенного дельфина. Но это ничего не говорит о внешности инженеров, создававших его.

— Будьте так любезны, выслушайте меня до конца. Мы не обнаружили другого вида млекопитающих на В12 — Клементине, как ее теперь называют. Мы не обнаружили животных крупнее, чем двухдюймовая бесхвостая ящерица, и насекомых, которые превышали бы своими размерами обыкновенную землеройку. В течение целой недели мы производили стратосферные съемки дня и ночи, обследовали планету весьма тщательно, от полюса до полюса.

Мы сделали вывод, что за исключением рыбы в морях, на Клементине нет форм жизни, которые заслуживали бы нашего внимания, кроме этих гигантских созданий, весящих двадцать земных стоунов. И они сидели группой около космического корабля. Это же абсурдно — считать их местными обитателями.

— Вы обнаружили их у реки. Почему бы не сделать предположение, что они — всего-навсего водные