трудовой доблести, доведенной до абсурда, то ли победной поступи крепких ребят-молотков, готовых выполнить любое задание руководящей кувалды.
Другая важная линия фильма — любовно-сексуальная. Создатели фильма отдают себе отчет в том, что хотим мы этого или нет — проблема эта существует и по-прежнему актуальна среди подрастающего, а нередко даже и подросшего поколения. Поскольку вся лента — это, в основном, проекция внутренних метаний нашего героя, то и эта линия приобретает несколько болезненную и надрывную трактовку. Уход жены Пинка к борцу за мир мы уже упоминали. Путем совмещения кадров одинокого, душевно истощенного Пинка в неуютном бетонном закутке и картины роскошной рыжеволосой его жены, в экстазе разметавшейся по подушкам, режиссер добивается (во всяком случае, это произошло со мной) возбуждения чувства ревности у каждого отдельно взятого зрителя.
Эта же любовно-сексуальная линия в мультипликациях разработана иначе. Два цветка, приглядываясь и принюхиваясь друг к другу, пробуя пыльцу и т. д., постепенно приходят в возбуждение. Их тычинки и пестики наливаются красным, приобретают знакомые анатомические очертания и, наконец, под громкое музыкальное «БАЦ!» — сливаются в экстазе. Слившиеся цветы, как на картинах Дали, превращаются в женские формы, полные эротики, свиваются, развиваются. Наконец, насытившийся цветок, по моему, женского пола, — пожирает своего партнера. Вообще тема хищных цветов, хищных цветообразных губ у Скарфа разработана довольно подробно. Вернее, не только у Скарфа, а у художников- мультипликаторов, поскольку работа такого объема делалась немалым коллективом. Всего нарисовано было более десяти тысяч отдельных картинок, работа шла в течение трех лет.
Впервые идея этих мультипликаций зародилась после того, как Уотерс проиграл наброски своего альбома художнику. План сделать фильм существовал уже тогда, но поначалу решено было обкатать идею на концертах. Созданные Скарфом для этих концертов надувные персонажи — все эти учителя с прожекторами вместо глаз, судьи с женоподобными фигурами и острыми, как у акулы, зубами, хищные цветы и так далее — перекочевали в фильм. Но делать его, как вспоминает Скарф, было нелегко.
Ни он сам, ни Уотерс раньше сценариев не писали. Поэтому они просто обсуждали различные идеи и Скарфу легче всего было зарисовывать их на больших листах белого картона. Представить себе визуально — что происходит — было полдела, фильм надо было планировать и реализовывать. Поначалу Скарф собирался стать режиссером картины, но потом решил, что все-таки следует пригласить человека с кинематографическим багажом. Так на сцене появился Алан Паркер. Реализация затеи была трудной еще и потому, что у фильма не было сценария. Канва картины — это переживания самого Уотерса в разные периоды жизни, и переживания эти он не изложил в какой-либо литературной форме. Затем — нужен был актер на главную роль, человек, который бы воплотил на экране все душевные муки Пинка и сделал бы это правдиво и убедительно. После долгих проб и просмотров Алан Паркер выбрал на главную роль вокалиста из Boomtown Rats, Боба Гелдова, который получил ее потому что, во первых, оказался прекрасным импровизатором, а, во-вторых, потому что он, как певец рок-н-рольной группы умел, когда надо, выкладываться без остатка. Алан
Паркер вспоминает, например, что в одной из сцен фильма Гелдов должен был руками ломать, рвать деревянные жалюзи. Края у тонких реек были как бритвы. Гелдов в кровь резал себе руки, но тут же, залепив раны пластырем, был готов к новому дублю, который играл с не меньшим энтузиазмом.
Стена этот символ отчуждения и разделенности, в конце картины разрушается, но рушится она не мирным путем, не по кирпичику, как строилась, а единым мощным взрывом. В фильме также есть сцена, в которой обезличенные школьники срывают с себя бесформенные маски и в припадке молодежной удали начинают ломать школьное имущество и вообще все, что под руку попадется. Вся сцена выливается в крупное безобразие с поджогом здания, с приездом полиции, вообще — в настоящую вакханалию. Алан Паркер рассказывает, что сцены уличных боев он задумал, чтобы показать еще одну разновидность стены — стену полицейских щитов и стену огня от бутылок с зажигательной смесью. Для этой сцены Паркер нанял сто пятьдесят настоящих хулиганов-скинхедов. Полицейских же играли актеры, они были соответственно, одеты в форму, вооружены касками, дубинками, дымовыми шашками и прочим. По команде 'мотор!' началось драматическое действо, причем скинхеды так вошли в роль, что начисто забыли, что перед ними — не ненавистные им полисмены, а невинные труженики сценических подмостков: на крики режиссера 'стоп!' никакого внимания они не обращали. Зато уж эпизод удался на славу.
Были у картины еще и финансовые трудности, поскольку без киносценария ни одна кинокомпания бюджета на него не давала. Действительно, публика теперь избалована, в кино ходит не часто и немалые средства вкладывать есть смысл только в то, на что публика пойдет — а как это определить, когда даже и сценария нет? Короче, деньги на создание фильма ребятам из «Пинк Флойд» пришлось собирать самим — двенадцать миллионов, копеечку к копеечке.
'Некоторые зрители' написал в своей рецензии — 'увидят в сценах уличных боев напоминание прошлого, а некоторые — мрачный сценарий будущего'.
Сегодняшние стены стоят и возникают не только между классами общества — а классы по-прежнему существуют даже там, где, вроде бы, их быть не должно, — но и между целыми народами и странами. Начинаются они в представлении человека, в теориях, уставах, идеологиях, расовых предрассудках и т. п. Все это не только бессмысленно, но и опасно — поскольку люди начинают друг друга ненавидеть и опасаться по мнимому признаку. Возникает стена, которую, подчас, разобрать не удается, а взрывы ее только укрепляют. Этого-то и хотелось бы избежать. Во что бы то ни стало.
