нему пришла «помочь», от Юрия — тысяча белозерцев. Неприятель, достигнув Дедославля, узнал о прибывшей к Святославу помощи и повернул обратно. В это же время сыновья Юрия Суздальского ходили к Рязани на Ростислава Ярославича, и Ростислав бежал «в Половци». Дело в том, что раньше, еще до того как был послан из Суздальской земли в Новгород-Северск Иванко Юрьевич к Святославу, Изяслав, узнав о том, что сам Юрий двинулся в помощь к Святославу, послал в Рязань к Ростиславу Ярославичу Рязанскому с просьбой, очевидно, начать военные действия против Юрия. Ростислав начал воевать «волость» Юрия, и это вынудило тогда Юрия вернуться, а вместо себя послать в Новгород-Северск сына Иванку[714].
Из сказанного явствует, что, уходя от неприятеля в восточном и северном направлениях, Святослав имел в виду прежде всего приблизиться к границам Ростово-Суздальской земли и получить новую помощь от Юрия, что и произошло в действительности; кроме того, видно, рязанский князь с самого начала вступил в союз с врагами Святослава и находился в состоянии войны с его союзником. Таким образом, известие Никоновской летописи о том, что Святослав от Дедославля или с пути от Дедославля к Осетру повернул назад на Мценск и затем совершил большую поездку по Рязанской земле, посетив и Рязань, стоит в противоречии с летописным же материалом. Он торопился получить помощь от Юрия и двигался к границам Ростово-Суздальской земли; к тому же его связывала болезнь Иванки. А по Никоновской летописи, он повернул в обратном направлении. Рязанский князь Ростислав находился в это время в состоянии войны с Юрием, союзником Святослава, а, по Никоновской летописи, Святослав едет на Рязань. Можно, конечно, строить разные догадки, чтобы примирить подобные противоречия и объяснить несообразности. Но едва ли следует делать подобные усилия, когда естественно сделать вывод, что автор рязанского известия Никоновской летописи прибег к сочинительству, тем более что в приведенном известии Никоновской летописи находим другие несообразности, и притом — явные. К числу рязанских городов причислен Мценск, который, как мы знаем из Ипатьевской летописи, лежал на территории Черниговского княжества. Встает вопрос, не относится ли цитированная вставка Никоновской летописи к той эпохе, когда Литва занимала Черниговщину вплоть до реки Сосны и подошла к границам Рязанского княжества, когда в интересах рязанских князей было доказать, что некоторые пограничные города издревле были рязанскими, а не черниговскими[715]. В ходе дальнейшего исследования мы получим новые данные, подтверждающие такое предположение.
Чрезвычайно любопытно, что города, перечисленные в приведенном известии Никоновской летописи, кроме Пронска, принадлежали к числу окраинных по отношению к Рязанскому княжеству; они действительно существовали в XIV–XV вв.; и в XV в. Рязань распространяла на них свою власть или рассчитывала на это. Так, Тула известна нам по документам XIV–XV вв. Существование рязанской Тулы в XII в. никакими источниками не подтверждается. Территория тульского района в XII в. принадлежала к Черниговской «области» (Дедославль). Как видно из договора 1402 г., Тула в начале XV в. принадлежала Рязани[716]. В конце XV или в начале XVI в. она отошла к Москве. Равным образом в первой половине XV в. Елец входил в состав Рязанской земли, как видно из известия Симеоновской летописи под 1415 г. В XIII в., судя по родословным елецких Князей XIV в., Елец мог принадлежать Черниговскому княжеству, а в конце XIV в. Елецкое княжество находилось уже в зависимости от Рязанского[717].
О Дубке на Дону мы знаем, как о рязанском городе, сожженном Мамаем[718]. Несомненно, что летопись разумеет здесь тот самый Дубок, который упоминается в списках городов летописных сборников («и в верху Дону Дубок») в числе «градов рязанских». Никаких указаний на существование рязанского Дубка в XII в. источники не дают. Под г. Осетром, вероятно, разумеется тот самый «Новгородок на Осетре», который также упоминается в числе «рязанских» в списке городов. Города Осетра в XII в. источники не знают. Наконец, о Мценске, входившем в XII в. в состав Черниговской области, нам известно, что в XV в. он принадлежал Литве [719]; знаем также, что в 1456 г. рязанские воинские люди воевали Мценск[720]. Весьма вероятно, что в XV в. Рязань рассчитывала распространить со временем на Мценск свое влияние. В начале XVI в. Мценск перешел к Москве[721] .
Наблюдения наши в полной мере подтверждаются анализом другого известия Никоновской летописи под 1147 г. — о том, что Святослав Ольгович, повоевав Голядь, возвращается в Рязань и затем едет на Москву: «съ Рязани из Тешилова». Как видно из рассказа Ипатьевской летописи, Святослав, исполняя приказание Юрия Долгорукого, воевал Голядь на «верх Поротве», а затем получил приказ ехать на Москву. На Москву он поехал с Лобынска, с устья Протвы, куда и вернулся, как прямо говорится в Ипатьевской летописи[722]. В XII в. течение р. Оки выше Колтеска принадлежало Черниговской «области». К XIV в. устье Протвы (Новый Городок), район Нары и район Тешилова принадлежали уже Рязанскому княжеству. Земли по Протве и Наре были приобретены от Рязани Москвой в XIV в.[723] Что касается Тешилова, то он принадлежал Рязани и в XV в. отошел к Москве, как отмечено в договоре 1483 г.[724] Тешилов лежал ниже и Протвы и Нары[725]. Автор XV в. заменил район устья Протвы Тешиловым. Само существование Тешилова до XIV в. источниками не подтверждается. В списке городов Тешилов намечен среди «рязанских», каким он и был в XV в.
Итак, приведенные известия Никоновской летописи не являются тем доброкачественным материалом, опираясь на который можно было бы делать прочный вывод. Оговоримся, что мы имеем в виду только известия Никоновской летописи XII и начала XIII в. Известия Никоновской летописи XIV–XV вв. подобных сомнений у нас не вызывают.
В XII и начале XIII в. рязанская территория граничила на северо западе с черниговской в районе черниговского Свирельска, причем граница проходила восточнее черниговского Колтеска на Оке (Тешилов лежал на Оке выше Колтеска). Далее, она пересекала р. Осетр и шла где-то между рязанским Пронском и черниговским Дедославлем. Возможно, что здесь рязанские владения непосредственно не соприкасались с черниговскими и что здесь шли места, мало обитаемые и неосвоенные. Верховья р. Прони, видимо, были рязанскими. По крайней мере здесь находим погост Заячеиы, доходы с которого были переданы Ольгову монастырю рязанскими князьями (Ингваром и др.), боярами и мужами [726]. Как явствует из текста грамоты, погосты эти были погостами в территориальном смысле слова. Но распространялась ли рязанская дань на верховья Дона? Предполагать это возможно, но данных для решения этого вопроса у нас нет. Верховья Дона в древности были заселены. О следах древнего населения на берегах верхнего Дона, обратившихся к концу XIV в. в безлюдную пустыню, повествует «Хождение Пименово в Царьград» (1389 г.). От Переяславля-Рязанского путники, волоча за собою три струга и насад на колесах, прошли к верховьям Дона, где спустили суда. На второй день они дошли до «Чур Михайловых»[727] — места, где «некогда» был «град», и сели в суда: «Бысть же сие путное шествие печально и унылниво, бяше бо пустыня з?ло всюду, не б? бо вид?ти тамо ничтоже: ни града, ни села, аще бо и быша древле грады красны и нарочиты з?ло вид?нием м?ста, точью пусто же все и не населено; нигд? б? вид?ти челов?ка, точию пустыни велиа, и зв?реи множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медв?ди, бобры, птицы орлы, гуси, лебеди, жарави и прочая и бяше все пустыни велиа». Когда они подплывали к Тихой Сосне, то видели «столпы камены б?лы, дивно же и красно стоят рядом, яко стози малы, б?лы же и св?тли з?ло, над р?кою над Сосною»[728].
Итак, в конце XIV в. были видны еще остатки некогда «красных» и «нарочитых» городов.
Согласно повести о нашествии Батыя, сохранившейся в Новгородской 1-й летописи, Академической и Воскресенской летописях, «Воронаж» находился на пути из Нузлы (Нузы) к Рязани. К Нузле «в землю Рязанскую» татары подошли «лесом». По предположению Надеждина и Неволина, Нузла — это Уза, приток Суры[729]. Но летопись говорит, что татары ее «взяша», почему скорее можно думать, что здесь речь идет не о реке, а о городе. Последнее подтверждается тем, что в списке городов летописных сборников имеется город «Онуз?». Поскольку в этом списке город «Онуз?» помещен среди «литовских», правильнее думать как будто, что он лежал к западу от «Воронажа», а не к востоку. Татары перед нападением на Рязанскую землю могли пройти к западу от «Воронажа», в сторону р. Сосны, для того, чтобы отрезать путь «полем» из Рязанской «области» в киевское Поднепровье, согласно правилам своей стратегии. К сожалению, местоположение Нузлы неизвестно, и вопрос о том, где татары
