верховьям рек Полисти и Судомы, составляя как бы наращение к полистенской и шелонской территориям. Когда же были учреждены на ней погосты? Дань с Ошевского (Ашевского) и Бардовского погостов, по данным XV в., составляла вместе «дань ржовскую»[185]. На заселенность Бардовского погоста коренным новгородским населением указывает ряд жальников, обнаруженных по р. Шести с предметами XIII–XIV вв.[186] В первой половине XI в. в землю эту наезжали славяно-руссы. Любопытно, что два наиболее выдающихся по богатству клада с монетами найдены: один близ Великих Лук, другой в Ржевской области, в Туровской «трети» Ошевского погоста. Здесь (в б. Новоржевском уезде, в Туровской волости, в д. Демшина) был найден клад, состоящий из 5921 целой монеты и 821 ломаных. Большинство их оказалось англо- саксонскими, германскими и другими европейскими XI в., а остальные — диргемы, битые между 893–1013 г. н. э.[187]. В том же кладе XI в. оказалась еще великолепная серебряная пряжка и серьга с массивной подвеской[188]. С присоединением к составу Новгородской территории Псковской земли обширная Ржевская, или Пусторжевская, волость оказалась как бы охваченной с юго-востока территорией по верховью Ловати, а с юго-запада — территорией по р. Великой. Освоение новгородцами пусторжевской территории было делом неизбежным. Получаем ряд данных, подтверждающих, что установление погостов в Пусторжевской волости относится к ранним временам и что мы вправе относить его ко второй половине XI в. Во-первых, «ржовская дань» как податная единица сложилась очень рано. На ее территории видим наслоения разных податных делений (погост, треть, губа). Древнейшая из них — погост; «ржовская дань» состоит из дани с двух погостов. Затем — трети; деление на трети охватывало оба погоста. Что же касается деления на губы, то мы не имеем указаний, что оно охватывало оба погоста… В дошедшей до нас грамоте это деление охватывает только Ошевский погост[189]. Поэтому вероятно, что в первоначальном виде территория «ржовской дани» не знала деления на губы. Во-вторых, когда устанавливались здесь погосты, земля эта была слабо заселена, о чем свидетельствуют размеры погостов. Обратно пропорциональное отношение между заселенностью края и величиной погостов будет нами показано ниже. Новые податные деления могли появиться отчасти по мере заселения «области».
Конкурентом Новгорода мог быть в этих местах только Полоцк. В 60-х годах возобновляются нападения полоцкого князя на Новгородскую территорию, причем на этот раз — на Псков (1065 г.) и на Новгород (1066–1067 гг.). Место, где был разбит Мстислав Изяславич Новгородский (на Черехе) свидетельствует о том, что Всеслав Полоцкий шел с юго-востока на Псков, т. е. всего вернее через Пусторжевскую волость. Вскоре он напал и на Новгород, разграбил его, сжег и увел в плен население, из- под города было угнано население целого погоста, т. е. района. Опасность со стороны выраставшей Полоцкой «области»-княжения должна была побудить новгородцев укрепить южные пути к Новгороду. Таково, вероятно, происхождение Великих Лук как крепости. Первое известие о «городе» Великие Луки относится к 1167 г., но думаем, что он возник значительно раньше[190] . Борьба с Полоцком, продолжавшаяся в XII в., общая граница, простиравшаяся от верхнего течения р. Великой до верхнего течения р. Ловати, связывали Великие Луки с Псковом. Общая опасность со стороны полоцкого порубежья определила традиционную связь Великих Лук с Псковом, которую источники позволяют наблюдать со второй половины XII в. Ее укрепила затем общая опасность со стороны Литвы. Чтобы не быть голословным, обратимся к фактам. Нападение Всеслава Полоцкого на Новгород в 1066– 1067 гг., когда он увел в плен население целого района, по свидетельству летописей, выдвигалось как основание для похода на Полоцк в 1180 г.[191]. В 1167 г. князья Роман Смоленский и Мстислав Полоцкий осаждали Великие Луки[192]. В 1168 г. лучане, очевидно, принимали участие в походе новгородцев на Полоцк; вместе с новгородцами ходили тогда на Полоцк и псковичи[193]. Близ Великих Лук лежала деревня Полочанова, очевидно, такого же происхождения, как и деревня Латыгорева (?), т. е. возникла она из поселения пленных: на латыголу из Великих Лук (очевидно, через Псковскую землю и, вероятно, в помощь псковичам) ходил в 1200 г. лучский «воевода» Нездила Пехчинич и привел пленных («а жены и д?ти поимаша»)[194]. Связи с Псковом установились, конечно не в 1168 г., а в предыдущие времена, что обнаруживается событиями 1167 г. Когда Мстислав Полоцкий и Роман Смоленский осаждали Великие Луки, лучане частью отсиделись в «городе», частью бежали. Они бежали не вниз по Ловати, под защиту Новгорода, а в Псков, хотя Псковская земля была отделена от Великих Лук территорией Ржевской (Пусторжевской) волости[195].
Итак, во второй половине XI в. начали определяться рубежи Новгородской «области» на юге; предел распространению новгородского владения здесь был положен встречным движением со стороны Полоцка и Смоленска. Новгородская «область» охватывала верхнее течение р. Великой и верховья р. Ловати, а в промежутке, на территории, соединявшей Псковскую землю с великолукской территорией, распространилась новгородская дань и образовалось новое территориальное наращение к шелонско- полистенским землям, составлявшее до конца XV в. особую в податном отношении территорию. Общая опасность со стороны полоцкого порубежья, а затем Литвы объединяла фланги этого рубежа в военном отношении. Недаром в 1211 г. после военных приготовлений и, очевидно, в связи с ними (поставление нового «города») в Великие Луки был назначен Владимир «Плесковский», о котором мы знаем, что в 1213 г. («в то время») псковичи его «изгнали… от себе» (Новг. 1-я л.). Позже, в 1216–1217 гг., мы видим его снова в Пскове, а еще позже, в 1225 г., он развивает деятельность на юге и выступает против Литвы с «новоторжцами»[196]. Быть может, в этот период в новоторжских волостях было введено деление на губы. Оно могло притти из Пскова: в Псковской земле не было погостов в территориальном значении, и их заменяли губы. Кроме Псковской земли и новоторжских волостей следы существования губ мы находим только в Ашевском погосте, во Влицкой трети Пусторжевской волости[197].
Выше мы говорили, что во второй половине XI в. новгородские владения должны были соприкасаться со смоленскими в районе верхней Ловати (по р. Кунье) и что со временем, до середины XII в., смоленская территория распространилась до оз. Селигера. Судя по тому, что в грамоте Ростислава Смоленского 1151 г. упомянут Хотшин, лежавший при оз. Волго, и Жабачев, расположенный на берегу оз. Селигера, и что в начале XII в., согласно грамоте Мстислава Юрьеву монастырю 1130 г., новгородская дань распространялась на волость Буйце, приходится думать, что новгородские владения пришли в соприкосновение со смоленскими между Ловатью и верховьями Волги[198].
К востоку от оз. Селигера, верхней Волги и р. Вазузы новгородские владения далеко зашли на юг. Селигерский путь, выходивший на Деманскую дорогу, был захвачен Смоленском[199]. По нему ходили из Новгорода и в Смоленск и в Суздальскую землю[200]. Но смоленская территория не переходила далеко за Волгу и за нижнее течение Вазузы. Междуречье верхней Волги и р. Тверцы было во второй половине XI в., вероятно, очень мало заселено, судя по тому, что малозаселенной была даже юго-восточная часть Деревской пятины и что междуречье это оставалось малозаселенным и позже. Некоторое население, вероятно, можно было встретить по течению Волги. Но без сомнения территория на водоразделе между Ламою, Лобью, Шешею и Держею, с одной стороны, и Истрою и Рузою, с другой, и по верхним частям этих рек и их притоков была заселенной с прилегавшими по ней волоками. Отсутствие жальников и наличие курганов типа смоленских кривичей и владимирского типа свидетельствуют о том, что в основной массе своей ее население не было пришлым из Новгородского края[201]. И тем не менее очень рано, в XI или в начале XII в. здесь стала складываться новгородская «власть», охватившая впоследствии названную территорию.
В первой половине XII в. источники называют здесь новгородское поселение Волок на Ламе, лежавшее на пути из Новгорода в Ростовскую «область» (Лав. л., 1135 г.), укрепленное новгородцами, как явствует из известия 1178 г. (сжигают «город» и «жито») (Лавр., Воскр. лл.)[202]. В конце XI в. ростовская дань, как мы точно знаем, простиралась до р. Медведицы (Лавр. л., 1096 г.). Из летописного рассказа под 1149 г. видно, что ростовские укрепления и села лежали по Волге между устьем Медведицы и устьем Мологи (Воскр. л.). Кому принадлежало течение Волги между устьем Медведицы и устьем Вазузы в первой половине XII в., мы не знаем. По известию 1135 г., новгородцы, двигаясь по направлению к Ростову, воротились, «дошедше Волгы» (Воскр. л.); по Новгородской 1-й летописи, они воротились «на Дубн? опять», а Изяслав «оста на Волоц? Ламьскомъ»
