мягкими каштановыми волосами, щеки розовели от холода, как два наливных яблока. Он чувствовал, что от нее пышет здоровьем; это больно укололо его и сделало просто невыносимым сознание собственного бессилия и разочарования в себе. После получасовой прогулки к морю и обратно сердце у него колотится так, будто он пробежал марафон. Глядя на Роуэн, он чувствовал, что раздражение душит его, как петля, накинутая шею.
– Чего вы добиваетесь, миссис Хокинс? Чтобы я изменил свое мнение о вас? Я уже сказал вам, что меня не интересуют добрососедские отношения, но вы почему-то упорно стараетесь переубедить меня. Сначала ваши кондитерские изыски – а потом что?
Наглый взгляд Эвана не оставил у Роуэн сомнений относительно его мыслей. Ее бросило сначала в жар, потом в холод.
– Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Кэмерон. Вы думаете, что я стремлюсь подружиться с вами? Пусть я вдова, но я предпочту провести пятьдесят лет в одиночной камере, чем находиться лишнее время в вашем ненавистном обществе!
Он рассмеялся холодным колючим смехом, прозвучавшим как треск льда на замерзшем озере.
– Хорошо, – Эван одобрительно кивнул темноволосой головой. – Приятно знать, что вы не такая кроткая, как мне показалось. Поверьте мне, Роуэн, заключение в одиночной камере действительно покажется вам предпочтительнее моего общества. Если вы мне не верите, попытайтесь поговорить об этом с моей бывшей женой. Она просветит вас.
Огорошенная горечью, прозвучавшей в его словах, Роуэн не могла вымолвить ни слова. Влажными, как у косули, карими глазами она сочувственно посмотрела на него.
– Извините, если вы чувствуете, что я надоедаю. Поверьте, больше я не потревожу вас. А теперь, простите, мне надо внести в дом покупки.
Она услышала, как у Эвана вырвалось тихое проклятье, но не поняла, кому оно было адресовано. В любом случае он не дал ей возможности выяснить это. Когда, подняв сумки с земли, она выпрямилась, он уже открыл свою калитку и быстро пошел к дому. Через несколько секунд резкий звук захлопнувшейся двери разнесся в ночной тишине.
Роуэн не могла уснуть. Потрясенная и рассерженная отповедью Эвана на ее попытку проявить дружелюбие, она лежала в постели. Лампа была включена, но Роуэн так и не открыла книгу. В глазах у нее покалывало от усталости, но сон бежал от нее. Почему, интересно, она вызывает у этого человека такую неприязнь? Он упомянул свою бывшую жену. Неужели, к несчастью, она чем-то напоминает ее?
Мысли уводили ее дальше и дальше, не принося никакого объяснения поведению холодного, властного мужчины, который живет рядом с ней – разве может быть иначе, если стычка с ним испортила ей весь день? Подтянув колени к груди, она обхватила их руками и вздохнула. Если бы Грег был здесь... уж он- то бы сумел найти слова, чтобы утешить ее. Она склонила бы голову ему на грудь, а он погладил бы ее по голове и сказал бы, что ей не нужно терзаться из-за Эвана Кэмерона, потому что всякому ясно, что это невежественный крестьянин, и ему же хуже, если он не хочет быть добрым соседом. Грег подкрепил бы свои слова какой-нибудь шпилькой о характере соседа, которая вызвала бы у нее смех. Ах, как она скучает по смеху Грега! Он обладал изумительной способностью замечать светлые стороны жизни, даже если все казалось очень мрачным.
Роуэн вскочила с постели и провела рукой по волосам, жалея, что не может так же легко избавиться от мрачных мыслей. Расхаживая по толстому узорчатому ковру, – который будет заменен, как только появится возможность, – она пыталась удержать подступающие слезы. Ну, хорошо, она – вдова, но ведь она не первая женщина, которая перенесла потерю мужа и, к сожалению, не последняя. Если другие женщины смогли пережить отчаяние и опустошенность, то и она сможет. Жива же она до сих пор, не так ли? И что именно имел в виду Эван Кэмерон, когда сказал, что она не такая кроткая, как ему показалось? Кроткая! Да ей стоит только подумать о нем, и она становится такой кроткой, как взбесившийся носорог!
Снедаемая разочарованием и раздражением, Роуэн схватила халат и направилась в кухню. Включив свет, она открыла холодильник и извлекла фруктовый пирог, который испекла вместе с лепешками. Отнеся его на маленький сосновый столик в нише, она отрезала себе большой кусок и впилась в него зубами. Жаркие слезы обиды струились по ее лицу.
Глядя на два маленьких, но, несмотря на это, болезненных пореза на подбородке, которые он случайно сделал во время бритья, Эван поморщился и прижал их пальцами, чтобы остановить кровотечение. Слава богу, утром у него не дрожали руки, но до концентрации внимания ему еще чертовски далеко. Он отвратительно вел себя с хорошенькой соседкой-вдовушкой, и гордиться здесь нечем. Если бы Бет видела, как он был груб, ей, вероятно, было бы стыдно признаться, что она его сестра. Черт подери, он сгорает от стыда за свое дикое поведение! Непростительно срывать раздражение на Роуэн просто из-за того, что он не тот человек, каким когда-то был. Ее карие глаза смотрели на него с таким горьким упреком, как если бы он безжалостно переехал на мотоцикле ее щенка.
Но, несмотря на это, он не собирается приносить свои извинения. Разве ей не было сказано, что у него нет желания поддерживать знакомство? Войдя в спальню и производя смотр своему гардеробу, Эван размышлял, что это вовсе не его вина, что она вдова и страдает от одиночества. Другой мужчина, вероятно, воспользовался бы этой ситуацией, но для чего ему уйма беспокойства, без которого он может прекрасно обойтись? Ему потребовалось два мучительных года, чтобы избавиться от воспоминаний о Ребекке, и сейчас ему не нужна связь с женщиной, какой бы привлекательной она ни была.
Натянув джинсы и черный свитер, Эван направился в кухню в поисках чего-нибудь съестного. В это утро он прямо-таки испытывает муки голода, и это просто удивительно. После перенесенного гриппа у него почти пропал аппетит, и он стал съедать лишь четверть своего прежнего рациона. Открыв холодильник, он вынул коробку яиц, копченую свиную грудинку и корзинку с помидорами, которые купил на прошлой неделе. Пошарив в подвесном шкафчике, он извлек большую сковородку и с довольным видом водрузил ее на плиту.
От запаха краски у Роуэн сильно разболелась голова, и она решила вынести три сосновые доски на воздух и прислонить к кованой скамейке в палисаднике. Собрав волосы в слабый пучок и облачившись в удобные вельветовые брюки и толстый свитер Грега, с которым она не смогла расстаться, она вышла из дома и, с наслаждением вдохнув свежий воздух, начала аккуратно покрывать одну из полок сиреневой краской. Совершенно случайно ее взгляд упал на синий «лендровер» Эвана, стоявший перед хорошеньким белым коттеджем, и Роуэн быстро отвела глаза, чтобы сосед не заметил ее любопытства. Если он не ушел на пляж или в деревню, то он должен быть дома, подумала она. В этом случае ей лучше не поднимать головы. Меньше всего на свете ей хочется повторения ужасной вчерашней стычки.
Она занималась покраской почти час, когда до ее слуха донесся стук двери. Машинально взглянув на его коттедж, Роуэн встретилась взглядом с Эваном. Она поспешно отвернулась, чувствуя, как у нее забилось сердце, и приказала себе не обращать на него внимания и заниматься делом. Легче сказать, чем сделать, потому что, кажется, он направляется к ней...
– Я перейду прямо к делу.
Взгляд Роуэн скользнул по черным ботинкам, длинным ногам в синих джинсах, широким плечам, обтянутым черным свитером и, наконец, остановился на его зловеще серьезном лице. Впервые ее внимание привлекли не удивительные зеленые глаза, а чувственная ямочка на четко очерченном подбородке. Она немедленно упрекнула себя за то, что заметила такую деталь.
– К какому делу вы перейдете? – спросила Роуэн, изо всех сил притворяясь равнодушной. Не получив ответа, она аккуратно положила кисть на банку с краской и терпеливо принялась ждать. Эван переступил с ноги на ногу.
– Я должен извиниться перед вами.
– Неужели? – Роуэн удивленно подняла брови. Если бы кто-нибудь сказал ей, что высокомерный Эван Кэмерон придет к ней с извинениями, она назвала бы такого человека глубоко заблуждающимся.
– Вы не виноваты в том, что я предпочитаю собственное общество.
– Это извинение? – Роуэн героическим усилием удержала улыбку. Эван чувствовал себя так неловко, что на него было больно смотреть. Ей стало понятно, что ему очень трудно произнести относительно
