Настя печально улыбнулась:

– Значит, с нашим планом ничего не выйдет.

– С каким планом? – изумилась та и, вдруг вспомнив, смутилась. – Ах, ты все про ту несчастную женщину… Нет, я так ничего и не могу припомнить. Скорее всего я случайно столкнулась с нею на улице. Ведь никому не запретишь ходить там, где он хочет.

– Да, – почти не слушая, согласилась Настя. – А все-таки я часто думаю о ней.

– Почему? Ты же ее и в глаза не видела.

– Зато часто о ней думала… Все-таки Николай…

Мария посерьезнела и вдруг стала прежней – собранной, замкнутой, деловитой.

– Мой тебе совет – забудь. Так ты долго не протянешь.

– Мне все говорят – забудь. Родители, Антон – это парень, у которого я живу… Да и я сама себе… Но сказать-то легко. Забыть невозможно!

– Ты его так любила?

Настя отвернулась, предпочтя уйти от ответа. Она оглядела комнату – тут ничего не изменилось, за исключением нескольких деталей, по которым можно было догадаться, что в доме появился мужчина. На столе лежала скомканная пачка сигарет, на спинке стула висели два галстука – уезжая на работу, Борис долго сомневался, который надеть, и наконец, сославшись на невыносимую жару, уехал вовсе без галстука. И почему-то на стуле, прямо на сиденьи, стояла пара ботинок. Мария увидела их и бережно переставила на ковер.

– Они новые, – оправдалась она. – А Боря прямо сходит с ума по красивой обуви. Знаешь, мужики такие кокетки! Хуже нас.

– Ну, не все.

– Брось. Красивые – все. Кстати, показать свадебные снимки? – И Мария поторопилась усадить гостью. Ей почему-то показалось, что девушка собирается распрощаться. Мелькнула мысль, что та явилась в надежде получить ответ на когда-то заданный вопрос. Думать так было неприятно – Мария рассчитывала, что у них завяжутся более теплые отношения.

Она была не совсем неправа. За прошедшие недели Настя слегка успокоилась – во всяком случае прежних истерик не было. Думать о погибшем женихе она, однако, не переставала, хотя и не предпринимала больше никаких действий. Антон даже сам спросил – не нужна ли ей какая-то помощь? Ведь он обещал содействовать, чем сумеет. Может, опять нужно куда-нибудь с ней съездить? Так стоит лишь сказать.

– Ты золотой парень, – с благодарностью ответила она. – Но я ни черта не могу придумать.

Чистякову она больше не звонила. Было совершенно бесполезно рассчитывать на помощь этого малоприятного старика, да и что он мог ей сказать? Позвонила она лишь во Владивосток – с превеликой осторожностью, с почты, чтобы, часом, не узнали ее номер. Спросила, не продвинулось ли дело Николая, не нашли ли кого? Этими вопросами, заданными, как ей казалось, вполне деликатно, она переполошила родственниц покойного, и ей пришлось бросить трубку, когда они непременно захотели знать – кто звонит? Она еще несколько минут сидела в тесной кабинке, где нечем было дышать, и водила пальцем по запотевшему изнутри стеклу в двери. Хотела было перезвонить и на этот раз честно представиться, рассказать о себе… Но не сделала этого. Зачем? Знакомиться нужно было раньше. А кто она сейчас – бывшая любовница, да еще и брошенная любовница… Уж никак не вдова.

«Но почему они до сих пор никого не нашли? – размышляла Настя. – Неужели не было никаких свидетелей? Ведь его зарезали на улице… Не могу об этом думать».

Отчего покончила с собой Чистякова, волновало девушку куда меньше. Скорее ее тревожил образ этой женщины. В нем было что-то странное и неприятное – впрочем, как и в ее отце. Наверняка эта черта была фамильной. В любом случае в момент ее смерти Николая в кафе не было, а если судить по их отношениям, то и виделись они давно.

«Они случайно погибли в одном месяце, – решила наконец девушка. – Какое тяжелое лето! Пережить бы его, а уж там, надеюсь, будет веселее…»

Антон вел себя очень деликатно. Он так и не сделал ни единой попытки к большему сближению, но зато умудрился завоевать полное доверие девушки. Они стали друзьями, и Настя поражалась тому, что, оказывается, может дружить с парнем – да еще с симпатичным парнем, ложиться спать в соседней комнате, совершенно не думая о его объятиях. Мать не поверила в их платонические отношения – Настя сделала попытку в них признаться, но женщина решила то же, что и Мария: та темнит, но это ее личное дело. Главное – дочь успокоилась.

И вот звонок Марии растревожил ее. Она сорвалась с места и теперь ломала голову над тем, не оставила ли, упаси боже, дверь нараспашку?..

– Вот он, герой, – Мария постаралась скрыть свою гордость за мужа под маской иронии. – Пришел, увидел, утащил в ЗАГС.

– Интересный, – одобрила Настя, рассматривая снимки. Ни одна женщина не останется равнодушной к свадебной фотографии, даже если настроение у нее совсем не парадное. – А это твои родители?

– Да. А вот его свидетель. Противная рожа, да? Сперва я его видеть не могла, но ничего не поделаешь: Валерьян – компаньон мужа.

– А чем занимается твоя Боря?

Мария рассмеялась и призналась, что и сама до сих пор толком этого не знает. У него своя фирма под названием «Ренессанс», и, кажется, они попросту чем-то торгуют.

– Хорошо зарабатывает?

– А еще лучше тратит, – Мария убрала снимки в конверт. – Я стараюсь с этим бороться, как умею, но он такой своенравный! Все делает по-своему.

Она могла бы выразиться сильнее, но ей не хотелось сразу же очернить в глазах приятельницы образ своего супруга.

Мария была счастлива и повторяла себе это каждый день – это была первая мысль, с которой она просыпалась, и последняя, с которой засыпала. Чего было еще желать? Если человеку удается достичь подобного состояния, жаловаться грешно. Но она все-таки жаловалась. Ей казалось, что счастье могло бы быть совсем безоблачным, если бы муж почаще прислушивался к ее советам.

Борис остался таким же беспечным в денежных вопросах, как и до брака. Она даже сомневалась, создан ли он вообще для семейной жизни или продолжает чувствовать себя вольной птицей? Она ничего не имела против того, чтобы муж хорошо одевался, водил дорогую машину – пусть, все это украшает его, и позволяет ей им любоваться и гордиться. Но траты на рестораны не стали меньше, хотя она выбивалась из сил, стараясь готовить как можно вкуснее и оставлять его на ужин дома. Ничего не выходило – чаще всего он звонил ей вечером, когда она еще не успевала отойти от плиты, и заявлял, что захватит ее и повезет куда- нибудь «посидеть». Первые дни после свадьбы она соглашалась. Эти походы в какой-то мере заменили свадебное путешествие – Борис никак не мог уехать из города, сейчас он работал очень напряженно. Потом женщина стала впадать в панику.

– Ты же обещал!

– Ну что я могу поделать? Пригласить Валерьяна или еще кого из партнеров на семейный ужин?

– Почему бы и нет?

– Это не принято, – твердо отвечал он.

Мария возмущалась:

– Кем не принято, где не принято? Что за глупый форс – бросать деньги на ветер! Наоборот, если ты всем докажешь, что умеешь считать деньги, деловые партнеры будут тебя ценить!

Он лишь отмахивался:

– Ты ничего не понимаешь. Судишь по-женски.

– Ну, прости, – обижалась она. – Больше ни слова не скажу.

Но, как правило, не сдерживалась и говорила, да не одно слово, а десятки. Вскоре Борис убедился, что молодая супруга раз за разом отклоняет его предложения «посидеть где-нибудь» и твердо гнет свою экономическую политику. Это ему не понравилось. Произошла первая семейная размолвка, и довольно бурная. Кончилось все слезами Марии и прерванным телефонным разговором. Она пыталась перезвонить уже через несколько минут – звонок не принимали. Она знала, что он видит ее номер на определителе и,