привет передать, — он полез в карман за бумажкой, прочитал: — Максиму.
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ МАКСИМА. Ещё бы она мне привет не передала. У нас ведь в Киеве такой трёхдневный амур был — дым коромыслом! И на Крещатик ходили, и вообще. А ещё бы у нас в Киеве трёхдневного амура не было, когда я там устроил такое…
На огромной сцене киевского Дворца спорта я готовился к концерту. Устанавливал свои барабаны. Концерт был сборный, и вокруг суетились человек тридцать музыкантов из разных ансамблей — настраивали усилители, проверяли микрофоны и другую аппаратуру. У дальнего бархатного задника прогуливалась симпатичная девушка с нотами и хорошей фигурой. Она распевалась. Это была довольно известная в узких кругах певица из пахмутовского ансамбля «Надежда». Поговаривали, что у неё в Питере муж не то какой-то хороший и богатый человек, не то, наоборот, директор областной филармонии. В общем, летала она высоко, и на неё можно было только облизываться.
Основой ударной установки является большой барабан. На него крепятся несколько других барабанов и ещё много разной нужности. Поэтому стоять большой барабан должен как вкопанный. Ни туда, ни сюда. Для этого барабанщики приноровились регулируемые ножки — сорокасантиметровые стальные штыри — затачивать и вбивать молотком в мягкую деревянную сцену. Тогда как ни стучи правой педалью, ничто никуда не уедет. Я уже одну ножку вколотил, сидя на корточках, приноравливаю вторую и вдруг слышу страшный, леденящий кровь визг.
И, главное, визг этот прозвучал как раз тогда, когда красивый волосатый парень — гитарист «Надежды» — настраивал свой недешёвый японский инструмент и попросил минутку тишины. Кстати, это был Володя. Володя Кузьмин.
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ВОЛОДИ И «НАДЕЖДЫ». Ансамбль «Надежда» был уникальным явлением для своего времени. В основном коллектив исполнял песни Александры Пахмутовой, но всегда в эдакой полуроковой манере, что очень нравилось зрителям, а главное, позволяло как бы забыть ненадолго фальшивую комсомольскую подоплёку всех этих песенок про БАМ, яростные стойотряды и первопроходческую героику.
В «Надежде» традиционно работали очень хорошие музыканты, в чём была немалая заслуга руководства коллектива. Раз в год, как правило в августе, специальный их человек выезжал по городам и весям нашей необъятной. На танцплощадках и в местных домах культуры, в военных частях и на производстве он выискивал талантливых ребят и приглашал в Москву для работы в известном ансамбле. Сумма оговаривалась на месте. Например, 600 рублей в месяц (а он у себя на танцах имел 120). Договор с ними заключали на довольно странный срок — 11 месяцев. Потому что получает потом музыкант официально в кассе филармонии опять же, например, тысячу, — расписывается и радуется. А вечером к нему в номерок директор заходит — верните, пожалуйста, 400 взад, а оставьте 600, как договаривались. Пять-шесть месяцев индивидуум ещё терпел, а потом у него начинала крыша ехать: как же так?! Целыми днями в лучах прожекторов, зрители с ума сходят, а он всё продолжает получать эти поганые 600 рублей. А змей-руководитель (морда ящиком) за его счёт жирует и обогащается. Забывают люди, что ещё полгода назад они были никто и звать никак. Забывают, что не на гэдээрошной, а на американской аппаратуре работают, забывают, что не в обносках, а в двухтысячных сверкающих костюмах к зрителям выходят, а живут в хороших гостиницах в одноместных номерах.
Вот если взять по приколу и начать соседу-забулдыге каждый день по сто рублей за просто так отстёгивать, а через две недели резко прекратить, он на вас тут же с ножом полезет или в суд подаст. Человек — он же, в сущности, такая скотина. А музыкант тем более.
И месяцев через девять начинали вечерами по номерам под водочку клубиться нехорошие разговоры, объединялись люди в группировки и коалиции, плели интриги и мечтали сбросить кровопийцу- руководителя, сделать прозападный репертуар и процветать, и процветать. А кто будет гастроли делать, по начальству ходить, афиши печатать — найдутся. Мы ведь гениальные! Даром что вчера из Епидопельска.
Но только начнёт уже настоящий заговор вырисовываться, только листовки напечатают и оружие раздадут — бац! — договор и кончается. И идут заговорщики на все четыре стороны, «в туда, из чего их мама родила». А специальный человек уже две недели как в пути. Новые таланты по городам и весям выискивает, чтоб потом месяц порепетировать, а через одиннадцать уволить. Система была мудро просчитана, и годичный круговорот налажен.
Но не таков был Володя. Он свой шанс не упустил. Пару лет работы в таком известном коллективе использовал для самоусовершенствования. Отточил мастерство, наснимал «махавишны», приобрел достойные инструменты, начал писать свою хорошую музыку. Про Симону и серый капюшон, например. А потом они с Аллой Борисовной стали две звезды — две светлых повести, пока не явился Сергей. Сергей Челобанов.
Вы, наверное, думаете, что сейчас будет краткая история Сергея? А вот и нет! Не бывает правил без исключений. Автор ведь я — что хочу, то и ворочу. Тем более я его не знаю совсем.
А тогда в Киеве Володя попросил минуту тишины, чтобы настроить гитару. Вот в этой-то тишине и раздался визг.
Оборачиваюсь и вижу, что метрах в пятнадцати от меня — у задника — на певицу напала здоровенная крыса, скорее всего даже крыс. Ну, напала не напала, а бежит на девушку и красные злобные глазки таращит.
Народ на сцене прямо застыл, а я подумал: «А ну как она сейчас на меня повернёт! Ой, не хочу!» — и через левое плечо, почти не глядя, кинул острый штырь в направлении крысы.
Вокруг как будто всё остановилось, только барабанная ножка, медленно переворачиваясь в вязкой тишине, летела в сторону задника.
Штырь попал крысе в левый глаз и пригвоздил к полу, вонзившись туда на добрых два сантиметра. Между прочим, на расстоянии полушага от левой ноги находящейся в полуобморочном состоянии певицы.
Негромкое сдавленное «ах» исторглось из глоток всех, кто находился на сцене. Сказать, что я был поражён, — значит ничего не сказать. На негнущихся ногах подошёл к убитой крысе, двумя руками выдернул штырь, вытер его о бархатный задник, вернулся к барабанам, заколотил штырь на место и гордо покинул поле боя под обжигающими взглядами толпы.
В туалете начал мыть руки, глянул в зеркало: морда — ящиком. Ну, конечно же, главное — морду ящиком сделать. В ресторане, например, проходишь по проходу, махнул рукой — глядь, а в ней фужер зажат. Оказывается, с соседнего столика упал, а ты его случайно подхватил. Сразу морду ящиком: «Получите, мадемуазель, пожалуйста, ваш фужер назад. Я вообще-то комара на лету за правое крылышко ловлю, так что фужер поймать для меня, как для Брюса Ли шестерых ниндзя зачистить! Телефончик не дадите?»
После концерта банкет. Все пьют за скромного барабанщика «Лейся, песня!», в совершенстве владеющего не просто кунг-фу, а самой боевой и секретной его разновидностью со-сю.
В гостинице около двенадцати кто-то поскрёбся в номер. Ба, да это благодарная певица принесла шампанское, магнитофон и насчёт амуров интересуется. Сразу морду ящиком, и вперёд с головой в трёхсуточную любовь под её любимую песню «Давайте делать паузы в словах»! Несколько раз мы эти паузы делали. Мне песня тоже нравится. Она Макаревича. Андрея.
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ АНДРЕЯ. Родился Андрей в Москве… Это я шучу. Чего б его биографию пересказывать, и так все всё знают. A вот однажды в Саратове после концерта сидит он это у себя в люксе с парой-тройкой других «машинистов» и несколькими местными ребятами и девушками. Девушки пришли целенаправленно, а ребятки набились — якобы музыку любят. Я-то тоже там был, но речь не обо мне, а о Макаре. Мы водку пьянствуем, но грамотно и с хорошей рыбной закуской — девчонки принесли. Разговор идёт иронический. Со стороны местных товарищей. Очень им не нравится, что девушки повышенное внимание заезжим артистам оказывают. Вот мужики и колбасятся: кто старые анекдоты рассказывает, кто водку с локтя пьёт, а один всё спички зажигал. Ловко так — щёлк, и коробка подлетает, а
