Как-то после репетиции собрали мы с барабанщиком параллельной группы «Скоморохи» по семь рублей и пошли в ресторан «Балчуг». Взяли бутылку водки и поесть. Сидим разговариваем о музыке. Юра Фокин — колоритный: длинноволосый и пучеглазый, страстный фанат барабанов. Я говорю: «Юр! А вот если триоли играть через бочку с акцентом на открытый хэт?» Он посмотрел на меня своими «базедками»: «Чувак, давай возьмём ещё одну бутылку водки!»
Денег никто не считал. На общее дело давали кто сколько может, а уж из дому тащилось всё, что могло хоть как-то пригодиться для группы. Игровой энтузиазм был так высок, что порой не хватало времени на девушек. Зато в коллективе нежно любили друг друга так, что пользовались любой возможностью, чтобы встретиться даже без инструментов. Даже по телефону. Это были словесные репетиции, на которых рождались новые идеи, новые песни, новое будущее. Мечтали поехать куда-нибудь в далёкое безлюдное место и там репетировать полгода, а потом вернуться и всех убить качеством или съехаться и дружно жить вместе, как Битлы в фильме «Help!».
Сказать про кого-то: «Я его знаю, я с ним играл!» — считалось синонимом полной проверенности (типа «Я с ним сидел» или «Я с ним воевал). В общем, очень, очень напоминали отношения в группах брак. И так же, как в браке, не всегда всё бывало безоблачно: и ссорились, и не разговаривали неделями, но любовь к музыке и к человечеству была сильнее — мирились со слезами, каялись и клялись в вечной дружбе.
Случались, конечно, и исключения из правил.
Подающая большие надежды группа «Затворники» разжилась как-то приличной аппаратурой. Ребята сидели и крепко обмывали приобретение. Кто-то сказал: «Если мы развалимся, я заберу голосовой усилитель!». Ему возразили. Он им. И они развалились.
Среди молодёжи популярность ребят, играющих на электрогитарах была огромна. Увидев на улице молодого человека с плоской гитарой в самодельном чехле, интересующиеся останавливались и долго провожали его взглядами. Вполне допустимо было подойти и спросить, в какой группе он лабает, когда концерт где? Или в крайнем случае напроситься на репетицию.
Ну а уж девушки торчали от рокеров покруче, чем от киноартистов. Очень престижно было иметь бойфренда музыканта. Девчонки вышивали на майках имена любимых гитаристов и со знанием дела обсуждали преимущества черепаховых медиаторов перед простыми пластмассовыми. Я вот был барабанщиком, так моя подруга везде носила с собой мои палочки. Перед концертом при всех гордо подходила и подавала с уважением. Ей так нравилось. Мне тоже.
Вообще за группами ходили толпы поклонников, помогали таскать аппаратуру, оказывали всякую посильную помощь по всем вопросам. Правда, и музыканты были более чем доступны — такого чванства, как сейчас, ещё не наросло.
Государство в лице средств массовой информации упорно делало вид, что никакой такой рок-музыки в стране не существует. На телевидение групповиков не пускали, а если уж и отваживались в кои-то веки под Новый год, то не с основным репертуаром, а с какой-нибудь бесполой «влесуродиласьёлочкой». Уважающие себя рокеры на такое дело не шли из принципа. В народе говорили так: «Хорошую группу по телевизору не покажут!» А видеть-то хотелось, поэтому любые разговоры, новости или слухи, если они хоть как-то касались известных в то время групп или группменов, вызывали повышенное внимание и даже некоторый ажиотаж.
Известная в семидесятых группа «Сокол» каким-то образом записала песенку к мультику «Фильм, фильм, фильм» — так вся Москва бегала по кинотеатрам, лишь бы только своими глазами увидеть в титрах любимое название.
А фильм «Афоня» (1975 г.)?! Несколько секунд живой Машины времени»!!! Правда, с песней Юрия Шахназарова из «Скоморохов», но всё равно…
А «Романс о влюблённых» (1974 г.)?! Герой пел голосом А. Градского!
Все перечисленные фильмы были сами по себе хороши, но всё же процентов семьдесят молодёжи приходили на них исключительно для того, чтобы посмотреть да послушать так неожиданно пролезших в официальный советский кинематограф любимцев. Воспринималось это как чудо.
При здоровом желании создать группу не последнее место занимал выбор названия. Для этого существовало несколько технологий, к которым прибегали в том случае, если кто-то из участников будущего коллектива ещё с раннего детства не вынашивал какое-нибудь забористое, политое потом и кровью названьице типа «Лошади Пржевальского».
Чаще всего брали энциклопедический словарь и выписывали оттуда штук сто малопонятных, но броских слов типа «Конгломерат» или «Престидижитация», спорили потом до хрипоты и через неделю- другую успокаивались на каком-нибудь «Альянсе» или «Форуме».
Названия делились на две категории: что-то значащие и ничего не значащие.
Что-то значащие обычно содержали некий намёк на:
а) самоценность, лихость, величие — «Атланты», «Соколы», «Удачное приобретение»;
б) временные категории — «Високосное лето», «Времена года», «Сентябрь» (причём сентябрь мог ещё и иметь цвет, например чёрный);
в) родоплеменную привязанность, посконность — «Скоморохи», «Славяне», «Русь»;
г) некоторую ущербность и мизераблеобразноегь — «Дрова», «Осколки Сикорского», «Затворники», «В пальто»;
д) колебания воздуха — «Второе дыхание», «Ветры перемен», «Бриз»;
е) скрытые фрейдистские подкомплексы — «Автоматические самоудовлетворители», «Нерукотворный оргазм»;
ж) родственно-юридические дела — «Братья», «Наследники», «Казус» и так далее и тому подобное.
Была ещё в Москве загадочная группа «Бобры» — к какой категории отнести их, сказать трудно.
Едва появившись, группы одним своим существованием породили постоянный и нескончаемый конфликт с советской властью. Причем сами музыканты по поводу сложившейся ситуации пребывали в полном неведении. Но это до поры до времени.
В горкомах и обкомах схватились за головы. Откуда взялась эта напасть?! Ещё недавно всё было так хорошо: джазисты разогнаны по углам, стиляги высмеяны и уничтожены как класс. И тут — на тебе: и волосы, и джинсы, и музыка эта — «Сегодня он играет блюз, а завтра покинет Советский Союз!».
А группы?! Под какое определение их подвести? Художественная самодеятельность? Так она должна быть при предприятиях. А тут собираются кто откуда и несут в массы чёрт-те что без разрешения. Главное, что без разрешения! И молодёжь вокруг них кучкуется, отвлекается от созидания и строительства светлого будущего. Надо бы постараться прихлопнуть.
Были и другие предложения — возглавить. Не вышло ни то, ни другое.
Тем не менее к середине семидесятых годов был уже выработан механизм, дающий возможность если не совсем разогнать конкретную группу, то создать ей в жизни значительные трудности.
Музыкант, как и любой человек искусства, не может существовать без аудитории. Он создан Богом для того, чтобы передавать своё мироощущение другим. Многомесячные репетиции, лишения, борьба с некачественной аппаратурой и баушками — все эти трудности преодолевались ради одной цели: публичного выступления. И власти ударили по самому больному месту — по возможности играть для зрителей.
Концерты как таковые для групп тогда были большой редкостью. В основном все играли на
Так вот, по всем крупным организациям Москвы распространили некий список ансамблей, приглашать которые на вечера не рекомендовалось. Где этот список родился — в недрах Министерства культуры или в трёх троллейбусных остановках — на площади Дзержинского — не важно, только самые продвинутые группы были лишены возможности выступать. Были попытки устраивать сейшены за
