— Ты и по-русски не знаешь ни слова!

— А ты сам-то знаешь?!

— А вот и знаю, — из шестидесятилетнего солидного дяди Пола как будто высунулся семнадцатилетний паренёк, — priviet, spasibo, na zdorovie. Мы с Джоном даже намеревались один куплет написать по-русски.

Очень мне хотелось им сказать: «Не надо ссориться, горячие английские головы!» Но я интеллигентно продолжил, следуя этой новой теме:

— А у нас, в смысле языкознания, повальное увлечение «Beatles» неожиданно породило интерес к английскому языку как к таковому. Все ходили со словарями, старались переводить любимые песни и, пародируя Маяковского, говорили так: «Я английский бы выучил только за то, что им разговаривал Леннон!».

Самодеятельные музыканты, с некачественных плёнок разучивавшие ваши песни на слух, через некоторое время с изумлением начинали понимать, что они уже могут почти свободно объясняться на этом доселе не знакомом им языке.

Проникло ваше творчество и в разговорный язык. И, если до поры до времени бойких, не чуравшихся продвинутого отдыха девиц именовали подругами или чувихами, то после выхода известной песни «Гёрл» все они в одночасье стали называться герлами.

«Давай побитлуем!» — говорили в компаниях, и это означало приятное времяпрепровождение герлов с френдами при разумном употреблении некрепких алкогольных напитков. Под музыку сами понимаете чью. Под ваши песни заводились знакомства, зачинались дети, и нет, наверное, ни одного человека среднего возраста, которому та или иная ваша композиция не напоминает какую-нибудь романтическую историю. С вашей группой ассоциировались только положительные эмоции: «Заебитлз!» — говорили про что-то очень хорошее, и это была высшая оценка.

Ольга покосилась на меня по поводу «заебитлз», — и я махнул рукой, соглашаясь, что это непереводимая игра слов. Но Пол, уловив заминку, переспросил: «What did you mean, «They are Beatles»?

Я сначала показал большой палец, а потом, соединив его с указательным, воспроизвёл всем понятный знак «о кей». Пол удовлетворённо кивнул.

— В какой-то момент у нас появилась ваша пластинка «Клуб одиноких сердец Сержанта Пеппера», или просто «Сержант», как её называли посвящённые. Пластинка была оформлена в невиданном доселе у нас хипповом стиле, так же как и вышедший позже мультфильм «Жёлтая подводная лодка». Помните? Там на развороте диска вы надели красивые разноцветные мундиры, ещё более отрастили волосы и все четверо украсились вислыми украинскими усами. Мы потом узнали, что вы упали с велосипеда (Пол поправил: «С мопеда!») …повредили губу и, чтобы замаскировать шрамчик, отрастили усы. Глядя на вас, обзавёлся усами и Джон. А затем и остальные. Но это узналось потом. А тогда, после выхода «Сержанта», советский народ от любви мгновенно также оброс усищами, с которыми заинтересованные организации тотчас повели непримиримую борьбу. В проходных заводов висели плакаты типа: «Отрастил усы — поменяй фотографию на пропуске!» — трудящиеся не утруждались перефотографированием, а по-ретушёрски научились подрисовывать усы на фотографиях простым карандашом. После сбривания настоящих нарисованные стирались ластиком.

— А какими слухами оброс тот ваш знаменитый единственный концерт в Москве?! Ну, когда ваша группа летела не то в Японию, не то, наоборот, из Индии домой. Якобы по неведомым причинам самолёт посадили в Шереметьево, и в Театре эстрады в обстановке строжайшей секретности вы дали концерт для всей нашей партийной верхушки во главе с самим Политбюро. Вроде бы здравомыслящие люди, которые, по идее, могут найтись в любой — даже коммунистической — партии, убедили Брежнева посмотреть группу.

И суток трое молодежь дежурила у всех входов-выходов запертого театра, где в те дни действительно не было объявлено официальных мероприятий, что только подкрепляло предположения фанатов. Все мечтали уж если не послушать, то по крайней мере хоть одним глазком взглянуть на выходящих из служебного входа легендарных «Битлз». Правда, вскоре осаду пришлось снять. Безликие люди в штатском, проявив небывалый демократизм, вежливо объяснили, что вас уже давно увезли через подземный ход «дома на набережной» — ну, того правительственного дома, где этот театр. В народе говорили также что Леониду Ильичу и другим функционерам концерт понравился, и кто-то очень крутой — кажется, Подгорный — вроде бы сказал: «Вот видите! И ничего страшного!».

У всех появилась почва для радужных надежд на культурное обновление.

До сих пор у нас можно найти людей, которые если уж сами тогда в зале не присутствовали, то имеют близких друзей, побывавших, лицезревших, аплодировавших. А есть и такие, кто лично был и даже брал автографы. Недаром же вы песню потом выпустили «Back in the USSR»! Значит, было дело, лёд тронулся и должно было бы потом всё стать очень хорошо, но опять некие сволочи подгадили. Так для кого вы тогда всё-таки играли, для партийцев или для целинников?

Последние несколько фраз я проговорил на подъёме и довольно быстро. Да ещё и руками махал, как вратарь в гандболе: разволновался, вспомнил, как сам к Театру эстрады ходил, но на концерт, конечно, не попал. Ольга за мной явно не поспевала и тормознулась где-то на Подгорном, объясняя, кто это и что это. Я ждал ответа, а у сэра Пола глаза заблестели, он склонил голову набок и говорит этак проникновенно: «Эх, как жаль, что я до сих пор так и не побывал в вашей замечательной стране!».

(Что такое?! Значит, не было никакого концерта?! А чего же я к Театру эстрады ходил?!)

— А уж как нам всем жаль! Вы ведь. Пол, из группы у нас всегда были самым популярным…

— После Ричарда Старки, — вроде как пошутил Чарли, видимо знающий нечто мне недоступное.

— Это само собой, но про него таких слухов не было, — я заторопился, — а про Пола… Сразу после проникновения к нам «Сержанта» всех советских битломанов постигла кошмарная сердечная утрата: якобы после автокатастрофы или после тяжёлой скоротечной наркотической болезни скончался самый весёлый и симпатичный «жучок» — Пол Маккартни.

Продажные западные средства массовой информации молчали, да и сами музыканты, по-видимому, «по рукам и ногам связанные античеловеческими контрактами», также вынуждены были скрывать от мировой общественности смерть своего бас-гитариста — соавтора музыки и слов почти всех их известных песен. Но обмануть они могли кого угодно — только не нас, советских людей!

Ведь каждый школьник у нас знал, что рука, простёртая над головой несчастного Пола на фотографии с пластинки «Сержант», по шотландскому обычаю означала смерть. А нашивка на рукаве «OPD»? Разве это не аббревиатура надписи «Officially Pronounced Dead» («Официально признан мёртвым»). И сколько бы официальная пресса ни утверждала, что это нашивка Онтарийского полицейского департамента, поднаторевший на официальном вранье народ не верил ни в какую. Печальный факт подтверждала и ваша босоногость на пластинке «Эби Роуд». А номер на «Фольксвагене» с этой же пластинки — «28-IF»?! (IF ведь по-английски — «если»). Разве не означало это, что, если бы Пол не погиб, ему тогда как раз бы было 28?! И наконец, если правильно потереть одно из ваших изображений на той же пластинке вазелином, то вполне мог обнаружиться предмет, также не особенно совместимый с жизнью, — череп. Вазелин тогда исчез из аптек, и страшно подумать — какое количество редких пластинок было тогда подпорчено.

На англичанах лица не было. Оба переглянулись, а поражённая Ольга осенила себя крестным знамением.

— Почему вазелином-то? — тихо спросила она у меня.

— А согласно технологий и взглядов того времени!!! (Что ещё я мог ей сказать?!)

— Тогда мало кто знал, что вы левша. Поэтому предъявлявшаяся заинтересованными лицами нечёткая фотка с какого-то концерта также неоспоримо свидетельствовала об ужасной правде: мол, где-то в типографии Пола специально вывернули справа налево, давая, значит, всем понять. А чтобы не потерять имидж дружной четвёрки, ансамбль якобы нашёл двойника — какого-то продавца рыбы или фруктов из Лондона. Наши грамотные любители, посмеиваясь, объясняли простакам: мол, лажа, посмотрите на эту форму носа, а уши-то! уши! — в общем, не-по-хож!

Ну а уж коли находились совсем дубоголовые скептики, не доверявшие даже таким убойным фактам, то они могли легко развеять все свои сомнения, прослушав задом наперёд «Revolution number 9», где некий