недолгих подсчётов лозунг «Родина или смерть» показался ему наиболее точной интерпретацией оригинала.
В другой раз предметом спора стало изготовление новогоднего номера стенной газеты.
Уже лет семь по крайней мере мастер Тепляков рассказывал направо и налево о том, какую шикарную и остроумную стенгазету он сделал в свое время в пионерлагере.
Наконец бригадир Пузырёв не выдержал и при всех объявил, что он тоже как-то был в
Шел декабрь, и было решено, что спорщики удалятся в две разные комнаты на три часа и вынесут оттуда по готовому экземпляру новогодней газеты, после чего все тот же Бин определит, чья наиболее новогодняя.
Наградой в соревновании должна была стать… ну да вы сами понимаете.
Через три часа конкурсанты представили на суд свои готовые работы.
И у того, и у другого передовица была от руки неграмотно переписана из «Правды», зато отдел юмора и сатиры был решён в разном ключе.
Первым защищал свой проект Тепляков.
— Я долго думал в смысле юмора, — объяснял он зрителям. — и решил поместить как бы кому что на Новый год снится, только, боюсь, не слишком ли оригинально.
1. Иванову снится, как бы в столовой очутиться, — декламировал Тепляков, имея в виду известного обжору Иванова.
2. Кулакову снится, как бы в магазине очутиться, — намек на пьянство Кулакова, радостно принятый окружающими, для которых слово «магазин» имело только одно значение.
3. Фонарёву снится, как бы со своей женой очутиться (от него недавно ушла жена).
4. Пузырёву снится, — тут Тепляков сделал эффектную райкинскую паузу, поклонился в сторону Пузырёва и с сардонической ухмылкой закончил, — как бы без своих кальсонов очутиться (Пузырёв собирался закаляться).
Пока Тепляков пожимал руки и принимал поздравления от своих сторонников, уверенных в его убедительной победе, Пузырёв, нисколько не обескураженный эпатажем мастера, произнес небольшую речь, в которой коснулся пошлости жизненной позиции Теплякова и беспочвенности его литературных амбиций.
— Идея о снах на Новый год, конечно, хороша. Мне она самому в голову пришла, но исполнение… — Пузырёв безысходно развел руками, как бы показывая, что рождённый ползать, летать не может, затем поглядел уничтожающе на всех и прочитал свой вариант:
— 1. Иванову снится сон, будто в столовой он.
— 2. Кулакову снится сон, будто в магазине он.
— 3. Фонарёву снится сон, будто с женой он.
— 4. Теплякову снится сон: всю зиму ходит без кальсон (а здесь он имел в виду, что Тепляков — просто осёл.)
Бин только диву давался, глядя на разбитных стенгазетчиков. В очередной раз он был поставлен перед трудным выбором. Оба шедевра были чудо как хороши, но Пузырёв был вот он, а Тепляков, как мастер, обретался где-то в верхах, и Бин отдал победу Пузырёву. Тем более что его последний опус про кальсоны был действительно значительно лучше. С точки зрения большой поэзии.
Пузырёв расчувствовался и временно перевёл арбитра на легкий, но в принципе очень ответственный участок труда.
И вот уже третий день Хунвэйбин «сидел на резонансе». Работа была несложная, и Бин, совершив очередной «стряхнин» готовых резиновых полосок в специальный ящик, размечал и надрезал следующий кусок.
Глядя на ровную резиновую ленту, выходящую из-под его ножа, он думал, что, наверное, скоро это его нехитрое изделие полетит в космос и какой-нибудь бровастый космонавт помянет его крепким космонавтским словом. И ещё, будучи человеком спокойным и разумным, он тихо радовался, что «резонанс» с работами по металлу тесно не связан, потому что потребовал бы привлечения работников сварочного цеха, а это была бы уже сугубая специфика, свойственная только этой отдельно взятой стране.
Сварочный цех, находящийся на первом этаже, трудился по давно уже устоявшемуся странному графику, узнав о котором, любой японский рабочий, задавленный капиталистическим гнетом, сразу же сделал бы себе харакири, забыв даже принять сакэ.
Дело было в том, что сварщики во время обеденного перерыва имели пагубную привычку тешить свои вкусовые сосочки в ротовой полости резиновым клеем, применяемым для уплотнения стыковочных узлов прецизных вакуумных трубопроводов, служащих для рефрижерирования и постепенной тепловой отдачи реакторных блоков народно-хозяйственного, а может быть, и тактико-стратегического значения, направленного на улучшение общей экологической ситуации и разрешение межнациональных и административно-территориальных конфликтов, развязанных продажными политиканами вопреки здоровой воле всего прогрессивного человечества, ввергнутого силами реакции во все продолжающееся глобальное сокращение рождаемости, о коем еще в XIX веке писал выдающийся, далеко опередивший свое время Коломб эль Мокамбо — предок в третьем колене знаменитого Мануэля Родригеса Мокамбо, по вполне проверенным данным, никогда не употреблявшего резиновый клей.
Одним словом, после обеда трудоспособность сварочного цеха бывала несколько подорвана той мутной спиртообразной жидкостью, которая оставалась после взбалтывания и процеживания через марлю вышеупомянутого спецклея.
А другим словом, после обеда сварщики просто спали на ватниках в верстаках, и добудиться их не было никакой возможности, так как тонкий расчёт потребления (на один килограмм живого веса), сделанный умельцами, позволял продлять мертвый сварочный сон до самого конца рабочего дня.
Года три назад «ящик» получил госзаказ на партию вакуумных трубопроводов, служащих для рефрижерирования и постепенной тепловой отдачи и прочая, и прочая…
Заказ потом, как водится, отдали другому предприятию, но кошмарное количество клея, завезённое ретивыми военными снабженцами, так и осело на складе, ожидая своего «сварочного» часа.
Далее один сварщик, забредший в гости к своему другу-кладовщику, по достоинству оценил великолепные вкусооздоровительные качества клея и от души порекомендовал своим дружкам для приёма перорально.
Слесари, работающие на четвёртом, слесарном, этаже, были вынуждены ставить свой технологический процесс в зависимость от начала работы склада № 2, где, собственно, и хранился клей.
Склад открывался в двенадцать часов, и даже страшно подумать, что бы было, если б клей выдавался с самого утра. Все, что нужно было сварить, надо было делать только ДО обеда. Таким образом, между первым и четвертым этажами существовала как бы разница во времени — четыре часа, как между Москвой и Ташкентом.
Довольно быстро выяснилось, что потребление клея ведёт к прогрессирующей слепоте. Сварщик Ларионов, бывший во время службы в армии фельдшером и считающийся по этому поводу непререкаемым медицинским авторитетом в сварочных кругах, послал в Международную организацию здравоохранения образец клея и запрос на предмет полезности его для организма. Ответ пришёл однозначный: слепота в скором времени действительно накроет сварочный цех, как Оле Лукойе своим пестрым зонтиком — детские кроватки. Сварщики собрали собрание (до обеда), результатом которого стала организация в цеху дообеденного самодеятельного кружка слепого чтения по методу Брайля и изготовление на будущее легких и изящных тросточек для «слепохождения».
Также была проведена скрупулезная инвентаризация клея на складе и точный подсчёт его запасов. К всеобщей радости, выяснилось, что при умеренном расходе клея должно хватить примерно на те самые шестьдесят лет, о которых так тепло отозвался Леонид Ильич. Правда, ходили упорные слухи, что, наоборот, опираясь именно на «клеевые» цифры, референты Брежнева подготовили его знаменитый доклад о будущем.
А по большому счету для народа было совершенно не важно, где причина, а где следствие. Главное в таком деле — результаты. А результаты были отличные!
