– Мне кажется, святой отец, – сказал он, – что тут не хватает одной струны, да и остальные в плохом виде.

– Ага, так ты заметил это? – сказал отшельник. – Значит, ты мастер своего дела. Вино и яблочная настойка, – прибавил он, с важностью подняв глаза к небу. – Вся беда от вина и яблочной настойки. Я уж говорил Аллену из Лощины, северному менестрелю, что после седьмой кружки лучше не трогать арфы. Но уж больно он упрям, с ним не сговоришься… Друг, пью за успех твоего исполнения.

Сказав это, он с важным видом опорожнил свой кубок, всё время покачивая головой при воспоминании о пьяном шотландском певце.

Тем временем рыцарь кое-как привёл струны в порядок и после краткой прелюдии спросил хозяина, что ему больше нравится: спеть ли сервенту на языке ок или же на языке уа, или виреле, или балладу на простонародном английском языке?

– Балладу, балладу, – сказал отшельник. – Это будет лучше всякой французской дребедени. Я чистейший англичанин, сэр рыцарь, такой же англичанин, каким был мой заступник святой Дунстан, а он, наверно, так же чурался этих ок и уа, как чёртова копыта. У меня в келье допускаются только английские песни.

– Ну хорошо, – согласился рыцарь, – я попробую припомнить балладу, сочинённую одним саксом, которого я знавал в Святой Земле.

Оказалось, что если рыцарь и не был вполне искусным менестрелем, то по крайней мере его вкус развился под влиянием наставников. Голос его, который от природы был грубоват и обладал небольшим диапазоном, был хорошо обработан. Поэтому он пел очень недурно и мог бы удовлетворить и более взыскательного критика, чем наш отшельник; рыцарь пел выразительно, то протяжными, то задорными звуками, оттенял слова и придавал силу и значение стихам.

ВОЗВРАЩЕНИЕ КРЕСТОНОСЦАИз Палестины прибыл он,Военной славой осенён,Он через вихри битв и грозКрест на плечах своих пронёс.В боях рубцами был покрытЕго победоносный щит.Когда темнеет небосвод,Любимой песню он поёт:«Возлюбленная! Рыцарь твойВернулся из страны чужой;Добыча не досталась мне:Богатство всё моё – в коне,В моём копье, в мече моём,Которым я сражусь с врагом.Пусть воина вознаградятТвоя улыбка и твой взгляд.Возлюбленная! Я тобойПодвигнут был на славный бой.Ты будешь при дворе однаВниманием окружена;Глашатай скажет и певец:«Она владычица сердец,В турнирах билось за неёНепобедимое копьё.И ею меч был вдохновлён,Сразивший мужа стольких жён:Пришёл султану смертный час —Его и Магомет не спас.Сияет золотая прядь.Числа волос не сосчитать, —Так нет язычникам числа,Которых гибель унесла».Возлюбленная! Честь победТебе дарю; мне – славы нет.Скорее дверь свою открой!Оделся сад ночной росой;Зной Сирии мне был знаком,Мне холодно под ветерком.Покои отвори свои —Принёс я славу в дар любви».

Пока продолжалось пение, отшельник вёл себя, словно присяжный критик нашего времени, присутствующий на первом представлении новой оперы. Он откинулся на спинку сиденья, зажмурился и то слегка вертел пальцами, то разводил руками или тихо помахивал ими в такт музыке. При некоторых переходах мелодии, когда его искушённому вкусу казалось, что голос рыцаря недостаточно высок для исполнения, он сам приходил ему на помощь и подтягивал. Когда баллада была пропета до конца, пустынник решительно заявил, что песня хороша и спета отлично.

– Только вот что я тебе скажу, – сказал он. – По моему мнению, мои земляки саксы слишком долго водились с норманнами и стали на их манер сочинять печальные песенки. Ну к чему добрый рыцарь уезжал из дому? Неужто он думал, что возлюбленная в его отсутствие не выйдет замуж за его соперника? Само собой разумеется, что она не обратила ни малейшего внимания на его серенаду, или как бишь это у вас называется, потому что его голос для неё – всё равно что завыванье кота в канаве… А впрочем, сэр рыцарь, пью за твоё здоровье и за успех всех верных любовников. Боюсь, что ты не таков, – прибавил он, видя, что рыцарь, почувствовавший шум в голове от беспрестанных возлияний, наполнил свою чашу не вином, а водой из кувшина.

– Как же, – сказал рыцарь, – не ты ли мне говорил, что это – вода из благословенного источника твоего покровителя, святого Дунстана?

– Так-то так, – отвечал отшельник, – он крестил в нём язычников целыми сотнями. Только я никогда не слыхивал, чтобы он сам пил эту воду. Всему своё место и своё назначение в этом мире. Святой Дунстан, верно, не хуже нашего знал привилегии весёлого монаха.

С этими словами он взял арфу и позабавил гостя следующей примечательной песенкой, приспособив к ней известный хоровой мотив старинных английских песен дерри-даун. Эти песни, как предполагают, относились к далёкой старине, более далёкой, чем эпоха семи государств англов и саксов; их пели во времена друидов, прославляя жрецов, когда те уходили в лес за омелой.

БОСОНОГИЙ МОНАХТы можешь объехать за несколько летИспанию и Византию – весь свет;Кого б ты ни встретил в заморских краях,Счастливее всех босоногий монах.В честь дамы отправился рыцарь в поход,А вечером раненный насмерть придёт.Его причащу: если ж дама в слезах,Утешит её босоногий монах.Цари своих мантий величье не разМеняли на скромность монашеских ряс,Но вдруг захотеть оказаться в царяхНе мог ни один босоногий монах.Привольное лишь у монаха житьё:Чужое добро он сочтёт за своё,Монаха во всех принимают домах,Везде отдохнёт босоногий монах,Ведь лакомства, что для него берегут,Бывают обычно вкуснее всех блюд;Всегда он обедает славно в гостях — Почётнейший гость, босоногий монах.За ужином пьёт он отменнейший эль,И мягкую стелют монаху постель:Хозяина выгонят вон впопыхах,Чтоб сладко поспал босоногий монах.Да здравствует бедность одежды моей,Власть римского папы и вера в чертей!Рвать розы, не думать совсем о шипахМогу только я, босоногий монах.

– Поистине, – сказал рыцарь, – спел ты хорошо и весело и прославил своё звание как следует. А кстати о чёрте, святой причетник: неужели ты не боишься, что он когда-нибудь пожалует к тебе как раз во время таких мирских развлечений?

– Мирских? Это я-то мирянин? – возмутился отшельник. – Да я служу в своей часовне верой и правдой две обедни каждый божий день, утреню и вечерню, часы, кануны, повечерия.

– Только не лунными ночами, когда можно поохотиться за дичью, – заметил гость.

– Exceptis excipiendis,[16] – отвечал отшельник, – как наш старый аббат научил меня отвечать, в случае если дерзновенный мирянин вздумает расспрашивать, все ли канонические правила я исполняю в точности.

– Это так, святой отец, – сказал рыцарь, – но чёрт подстерегает нас именно за исключительными занятиями. Ты сам знаешь, что он всюду бродит, аки лев рыкающий.

Вы читаете Айвенго
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату