И рабы воззрились жадно на роскошные каменья, И мгновенно позабыли государевы веленья, И решили эту деву отпустить без промедленья, — Вот что делает богатство — корень чертова растенья! Нет тому на свете счастья, кто живет во имя злата. Жадный щелкает зубами от восхода до заката: Все ему, бедняге, мнится, будто денег маловато, И душа его во прахе погибает без возврата. С девой так и поступили. Лишь настало время сна, Дал ей раб свою одежду, и накрылась ей она, И была сквозь черный выход дева в сад уведена... Так от страшного дракона скрылась юная луна. Только девушка сбежала, вслед за ней исчезли слуги. Скоро я внизу у двери услыхала зов подруги. Вышла я навстречу деве, обняла ее в испуге, Но она побыть со мною не хотела на досуге. 'Жемчуг твой, — она сказала, — спас меня от лютых стражей. Да воздаст тебе спаситель, покровитель дружбы нашей! Дай теперь мне аргамака, ибо, взбешенный пропажей, Скоро вышлет вслед за мною свой отряд владыка вражий'. Привела я из конюшни быстроногого коня, И в седло уселась дева, твердость редкую храня. Так порой на Льва садится Солнце, полное огня... Урожай, что я растила, созревал не для меня! Город скоро оцепили, свет мелькнул, заржали кони, И ко мне ворвались снова верховые из погони. 'В этом доме, — я сказала, — нет той девушки в короне. Коль найдете, то хозяйку обвините в беззаконье'. Не нашли беглянку стражи и в смущенье возвратились. Царь и все его вельможи бесконечно огорчились, Позабыли про веселье, в черный траур облачились: 'Закатилось наше солнце, очи в сумраке затмились'. Я о той луне прекрасной расскажу еще потом, А теперь о Чачнагире расскажу я молодом: Я была ему козою, он же был моим козлом. Блуд жены и мерзость мужа покрывают нас стыдом. Надоел мне муж-торговец, неказистый, тощий, вздорный, Чачнагир же был красавец, да к тому же и придворный. Мы сошлись. Однако ныне не ношу одежды черной, Ибо кровь его, злодея, не считаю я зазорной. Я любовнику, рехнувшись, все о деве рассказала, — Как она ко мне явилась, как ее я в путь послала. С той поры, его увидев, я от страха трепетала, Лишь теперь, когда он умер, я опять свободна стала. На меня при каждой ссоре он грозился донести... Раз, когда он был в отъезде, я звала тебя, прости! Он же в город возвратился и решил ко мне прийти. Оттого тебя и встретил мой посланец на пути. Ты назад не возвратился, ты моей не понял вести, И в моей опочивальне Чачнагир нас видел вместе. Я от страха чуть дышала, я его боялась мести, Он решил пред государем уличить меня в бесчестье. Если б ты, мой гость прекрасный, не убил его, злодея, Он бы все открыл владыке, сам собою не владея. Царь бы сжег мой дом богатый, и, по слову лиходея, Ожидая лютой казни, пожрала б своих детей я. Да воздаст тебе создатель наилучшей из щедрот! Мне тот змей зловещим взором сердце больше не гнетет! Я судьбой моей довольна, миновали дни невзгод! Не грозит мне больше гибель! Удивительный исход!' 'Книги, — ей ответил витязь, — говорят царям и слугам: 'Из врагов всего опасней враг, прикинувшийся другом'. Мудрый муж ему не верит, воздавая по заслугам. Твой же враг теперь в пучине, ты отделалась испугом. Я прошу тебя закончить о девице свой рассказ. Что потом случилось с нею, ускакавшей в поздний час?'
