И Асмат, увидев гостя, вышла к витязю поспешно, И не знала, что ей делать, и рыдала безутешно. Витязь спешился и деву обнял горестно и нежно, — Люди радуются встрече — те, кто ждет ее прилежно. Автандил спросил у девы: 'Где твой брат и господин?' Слезы девы покатились из агатовых стремнин. 'Без тебя, — она сказала, — он не мог страдать один. Я не знаю, где он бродит средь ущелий и долин'. Содрогнулся юный витязь, словно грудь копье пронзило: 'О сестра, позор герою, коль его исчезла сила! Как он мог, нарушив слово, позабыть про Автандила? Для чего он мне поклялся, если трудно это было? Ведь и я терпел лишенья, изнывая от разлуки! Отчего ж он сумасбродом снова сделался от скуки? Как он смел нарушить клятву, если мы пожали руки? Мне ль, однако, удивляться, обреченному на муки!' Но ему сказала дева: 'Витязь, ты, возможно, прав, Но не думай, мне внимая, будто мой угодлив нрав. Мог ли он, лишенный сердца, клятвы выполнить устав? А ведь он покончил с сердцем, счеты с жизнью оборвав! Сердце, разум и сознанье цепью связаны одною. Если сердце умирает, остальных берет с собою. Человек, лишенный сердца, жизнью брезгает земною. Ты еще не знаешь, витязь, каково ему, герою! Не застав в пещере друга, был ты вправе рассердиться, Я же толком не умею за миджнура заступиться: Говорить язык устанет, сердце в пепел обратится, — Рождена я, видно, в горе, чтобы с витязем томиться. Муки этого миджнура столь безмерно велики, Что страшатся даже камни, не стерпев его тоски. Слезы витязя могли бы затопить русло реки... Впрочем, все в чужих страданьях мы большие знатоки. Провожая Тариэла, я спросила на прощанье: 'Что же делать Автандилу, коль приедет на свиданье?' Он ответил: 'Пусть поищет, как искал когда-то ране, Далеко я не уеду, не нарушу обещанье. Я исполню эту клятву, хоть страдаю я жестоко. Буду ждать я, как ни тяжко, до назначенного срока. Коль найдет меня умершим, пусть схоронит недалеко, А найдет живым — дивится, ибо жизнь — мгновенье ока!' Скрылось солнце за горами для меня, и с этих пор Я горючими слезами орошаю камни гор, Как безумная, стенаю, проклинаю свой затвор, — Смерть и та меня забыла: вот он, божий приговор! Есть в Китае некий камень с мудрой надписью такою: 'Кто друзей себе не ищет, тот враждует сам с собою'. Ныне стал шафранным витязь, сходный с розой молодою. Поищи его, исполни то, что велено судьбою!' 'Ты права, — ответил странник, — мне не нужно оправданья! Но не я ль, миджнур, миджнура не оставил без вниманья? Увидав источник жизни, прибежал к нему как лань я, Все поля вокруг обрыскал ради этого свиданья! Ту жемчужину, с которой сочетается кристалл, Я покинул, и на счастье уповать я перестал. Уезжая самовольно, я доверье потерял: Огорчил царя с царицей, недостойный их похвал. Господин мой воспитатель — государь весьма могучий. На меня его щедроты, словно снег, летят из тучи. Но ушел я, вероломный, все забыл в печали жгучей... Согрешив перед владыкой, уж не жду я жизни лучшей! Я для друга эти беды, о сестра, претерпеваю! Чтоб свое исполнить слово, по чужому езжу краю! Он же скрылся из пещеры — тот, по ком я умираю, И теперь, устав смертельно, я в тоске изнемогаю! Но оставим эти речи. Мешкать в поисках грешно. Сожаленья не изменят то, что минуло давно. Иль найду его, иль сам я с ним погибну заодно, —
