— А где твоя мать?

— У меня нет матери.

— Тогда у тебя есть родные: дядя, тетка, двоюродные братья или сестры? Кто-нибудь же есть?

— Никого нет.

— Откуда же ты?

— Хозяин нанял меня у мужа моей кормилицы. Вы были очень добры ко мне, и я благодарю вас от всего сердца. В воскресенье я приду к вам и сыграю на арфе. Дети могут потанцевать, если пожелают.

С этими словами я направился к двери. Но едва я сделал несколько шагов, как Лиза взяла меня за руку и, улыбаясь, показала на арфу.

— Ты хочешь, чтобы я сыграл?

Она кивнула головкой и весело захлопала в ладоши.

— Ну что ж, — согласился отец, — сыграй ей что-нибудь.

Я взял арфу и, несмотря на то что на сердце у меня было очень тяжело, начал играть тот красивый вальс, который исполнял довольно бегло. Мне хотелось доставить удовольствие этой маленькой девочке с такими ласковыми глазами.

Вначале она только слушала, пристально глядя на меня, а потом начала отбивать такт ножками. Затем, как бы подхваченная музыкой, принялась кружиться по кухне. Она не умела танцевать и не делала обычных па, но грациозно и весело кружилась в такт музыке.

Сидя у камина, отец не сводил с нее глаз. Он казался растроганным и хлопал в ладоши. Когда я окончил вальс и остановился, Лиза подошла ко мне и очень мило сделала мне реверанс. Потом, постучав пальчиками по арфе, она этим попросила меня сыграть еще.

Тогда я начал играть и петь ту неаполитанскую песенку, которой меня научил Виталис.

При первых аккордах Лиза опять встала передо мной. Губы ее шевелились, как будто она про себя повторяла слова. Когда я запел последний, особенно грустный куплет, она отступила на несколько шагов и с плачем бросилась к отцу.

— Довольно, — сказал тот.

Тогда я повесил арфу на плечо и направился к двери.

— Куда ты собираешься идти? — снова спросил меня садовник.

— Сначала хочу увидеть Виталиса, а затем буду делать то, чему он меня научил: играть на арфе и петь.

— Так ты решил продолжать это занятие?

— Ничего другого я не умею делать.

— Тебя не пугают большие дороги?

— У меня нет дома.

— Неужели ночь, которую ты только что пережил, не заставит тебя одуматься?

— Мне бы, конечно, хотелось иметь свой теплый угол и спать на кровати, но ничего не поделаешь.

— Ну что ж, ты можешь иметь и то и другое. Оставайся у нас. Конечно, тебе придется много трудиться: рано вставать, целый день работать киркой, — одним словом, в поте лица зарабатывать кусок хлеба. Но зато тебе не придется ночевать под открытым небом, рискуя умереть где-нибудь под забором. А когда ты будешь есть свою похлебку, она покажется тебе особенно вкусной потому, что ты сам ее заработал. Мне кажется, что ты хороший мальчик и мы полюбим тебя как родного.

Удивленный этим предложением, я не сразу понял, в чем дело.

— Ну что же, решай, подходит это тебе? — спросил садовник.

Я находился в отчаянном положении. Только что умер человек, с которым я прожил несколько лет и который относился ко мне как родной отец. Я лишился и своего любимого друга — умного, доброго Капи. Предложение садовника принять меня в свою семью утешило и ободрило меня. Значит, не все для меня потеряно я могу начать новую жизнь.

Меня очень привлекала возможность жить в семье: эти мальчики станут моими братьями, хорошенькая малютка Лиза будет моей сестрой.

В моих мечтах я не раз представлял себе, что нахожу родителей, но я ни разу не подумал о том, что у меня могут быть братья и сестры. И вот теперь я мог их иметь.

Я быстро скинул с плеча ремень арфы.

— Это достаточно красноречивый ответ, — улыбнулся садовник. — Вижу, мое предложение тебе понравилось. Повесь арфу вот сюда, на гвоздь, а в тот день, когда ты захочешь уйти от нас, ты ее снимешь. Только, по примеру ласточек и соловьев, выбирай подходящее время года, чтобы пуститься в путь.

— Я уйду от вас только для того, чтобы разыскать Виталиса.

— Правильно, — согласился садовник.

Дом, у калитки которого мы свалились, принадлежал садовнику по фамилии Акен. В то время, когда я попал к нему, вся его семья состояла из пяти человек: отца, двух сыновей — Алексиса и Бенжамена и двух дочерей — Этьеннеты и самой младшей, Лизы.

Лиза была немая, но немая не от рождения. Она потеряла дар речи после какой-то болезни в возрасте четырех лет. Это несчастье не повлияло на ее умственные способности; напротив, она была очень развита и не только все понимала, но и могла хорошо объясняться жестами. В бедных семьях, да и вообще во многих семьях, больной ребенок часто бывает заброшен и нелюбим. Но Лиза благодаря своему мягкому и доброму характеру избежала этой участи. Братья относились к ней так, что она не чувствовала своего несчастья, отец не мог на нее наглядеться, старшая сестра ее обожала.

Матери у них не было. Жена садовника умерла через год после рождения Лизы, и с того дня старшая сестра Этьеннета заменила в семье мать. Она не могла посещать школу: ей нужно было готовить пищу, чинить одежду отца и братьев, нянчить маленькую Лизу. Несмотря на то что Этьеннета сама была еще ребенком, ей приходилось работать целый день, вставать рано, чтобы приготовить завтрак для отца, отправляющегося на рынок; ложиться поздно, позже всех, так как после ужина надо было убрать посуду и постирать белье; летом в свободные минуты она еще занималась поливкой цветов, а зимой вставала ночью и накрывала посадки соломой, чтобы они не замерзли. Все эти заботы не оставляли Этьеннете времени на то, чтобы играть и смеяться, как другие дети. В четырнадцать лет ее кроткое, милое личико было уже задумчивым и печальным.

Повесив арфу на указанное место, я начал рассказывать о том, как мы, усталые и голодные, возвращались в Париж, не найдя приюта в каменоломне Жантильи. Внезапно я услышал, что кто-то скребется в наружную дверь, а затем раздался жалобный визг.

— Капи! — воскликнул я.

Лиза быстро подбежала к двери и открыла ее. Капи бросился ко мне и, когда я взял его на руки, стал с радостным визгом лизать мне лицо. Он весь дрожал.

— А как же быть с Капи? — спросил я у Акена.

— Капи останется с тобой.

Капи, как бы поняв наши слова, соскочил на землю и поклонился, прижав лапку к груди. Это сильно рассмешило всех детей, особенно Лизу, и чтобы их позабавить, я хотел заставить Капи показать какой- нибудь из его фокусов. Но Капи меня не послушался. Прыгнув мне на колени, он сперва начал ласкаться, а затем потянул меня за рукав курточки.

— Капи требует, чтобы я пошел с ним.

— Он хочет отвести тебя к твоему хозяину. Полицейские, которые унесли Виталиса, сказали, что им нужно расспросить меня и что они придут днем, когда я отогреюсь и проснусь. Но мне не терпелось поскорее узнать все о Виталисе. Быть может, он вовсе не умер, как предполагали?

Видя мое беспокойство и угадывая его причину, Акен сам свел меня в полицейский участок. Там ко мне обратились с вопросами, на которые я стал отвечать только после того, как убедился, что Виталис умер. Относительно себя я сказал, что родителей у меня нет и что Виталис нанял меня у мужа моей кормилицы, заплатив ему какую-то сумму денег.

— А что ты будешь делать теперь? — спросил меня полицейский комиссар. Здесь вмешался Акен:

— Я возьму его к себе в семью, если вы разрешите.