Боцман стоял напротив дома доктора Ледина и жевал смоляную жвачку, время от времени выдувая ленивые пузыри.

— Сыграем? — сам же предложил он Чику.

— Давай, — согласился Чик, стараясь не выдавать себя торопливостью. Он подошел к Боцману.

— Ваш свет? — спросил Боцман.

Чик сунул руку в карман и вынул горсть денег. У него было семьдесят копеек.

— Ваш свет? — спросил Чик, и Боцман полез в карман.

Он вынул горсть денег. Там было копеек восемьдесят — восемьдесят пять. Точнее на глазок трудно было определить.

Взаимная платежеспособность была установлена.

— «Об стенку», в «расшибаловку»? — спросил Боцман.

— Неохота возиться, — сказал Чик, как бы ленясь и не слишком дорожа своими деньгами, — давай покидаем в «орла-решку»?

— Идет, — сказал Боцман, — чур, я первый подкидываю!

Когда играли в «орла-решку», каждый стремился подкидывать сам.

— Хорошо, — согласился Чик.

— По пять или по десять копеек? — спросил Боцман и вынул из кармана пятак для подбрасывания в воздух.

— По десять, — сказал Чик, как бы не дорожа своими деньгами.

Боцман остановил жующие челюсти, положил пятак на большой палец, поддел его под указательный и сильно подбросил вращающуюся монету. Она лежала у него на «орла». Чик проследил за монетой и, чтобы Боцман ни о чем не мог догадаться, уже перед самым падением ее на землю крикнул:

— Орел!

Пятак слабо отскочил от земли и затих, удержавшись на «орла». Боцман дал Чику десять копеек и снова подбросил пятак. Подбрасывая его, он каждый раз останавливал свои жующие челюсти.

Чик снова помедлил и снова выкрикнул почти в последний миг, на что упадет монета. И снова угадал. Боцман молча дал ему еще десять копеек. Великое открытие действовало пока безотказно. Боцман снова подбросил монету и снова проиграл. Теперь он вообще перестал жевать жвачку. И он снова молча подбросил монету и снова проиграл.

И вдруг Чику стало как-то не по себе. Получалось, что он его вроде обманывает. Чик вспомнил, что он много раз проигрывал Боцману, но это сейчас не помогало. Ему ужасно захотелось вспомнить случаи, когда Боцман его несправедливо обижал. И такой случай мгновенно припомнился.

Брат Боцмана, звали его Христо, занимался боксом. Он был на несколько лет старше Боцмана, ему было лет шестнадцать. Однажды он принес домой перчатки и песочные часы и предложил Чику побоксировать с братом.

Чик знал, что он сильнее Боцмана, но также знал, что Боцман очень ловкий. Они стали боксировать, и первый раунд прошел на равных. Во втором раунде Христо по-гречески сказал своему братцу: «Алихора! Алихора!» Это значит: быстрей, быстрей. Ага, подумал Чик, они мне навязывают темп. В журнале «Вокруг света» Чик читал много всяких рассказов про знаменитого американского боксера Джо Луиса, чемпиона мира. И Чик стал лихорадочно вспоминать, какими приемами отвечал Джо Луис, когда ему навязывали темп. Чик до того сосредоточился на воспоминаниях, что забылся и не заметил, как Боцман нанес ему резкий удар. Чик брякнулся на землю, хотя было совсем не больно.

Чик быстро вскочил, но Христо, неприятно засмеявшись, сказал: «Нокдаун!»

Смех Христо прозвучал нехорошо. Он прозвучал как знак фамильного превосходства. Чик был уверен, что, если бы он послал в нокдаун его братца, Христо и не подумал бы так засмеяться.

Но это еще полбеды. Вслед за старшим братом и Боцман рассмеялся самодовольным, наглым смехом. Смех его как бы означал: я давно знал, что Чик плохо держится на ногах. И в этом была подлость.

Чик с Боцманом никогда не дрался, но полное преимущество Чика в уличной драке Боцман давно признал. Да оно легко вычислялось. Чик спокойно поколачивал некоторых мальчиков, которые спокойно поколачивали Боцмана. Простая арифметика. И вот Чик брякается на землю от случайного удара, и Боцман издевательски смеется над ним, забывая об этом. И Чик припомнил сейчас подлый смех Боцмана.

— Анести, — сказал Чик, как бы отбрасывая чадру его прозвища, чтобы прямее видна была его бесстыжесть, — почему, когда в позапрошлом году Христо принес перчатки и мы дрались и я упал, почему ты тогда смеялся надо мной?

— Потому что ты смешно шлепнулся, — сказал Боцман с раздразненным недоумением.

— Анести, — горестно повторил Чик, как бы пытаясь терпеливо докопаться до его совести, — это же нечестно — смеяться, когда человек упал от твоего удара. Это же нечестно, Анести!

Боцман прямо-таки застыл от возмущения. Потом он яростно выплюнул из своего рта жвачку и крикнул:

— Ты посмотри! Он выигрывает и он же вспоминает! Играй!

— Хорошо, — сказал Чик.

Боцман снова подкинул монету. И Чик снова, стараясь отдалить его от своей тайны, крикнул перед самым приземлением ее:

— Решка!

Монета упала на «решку». Но, видно, Чик переборщил, и Боцман что-то заподозрил.

— Почему ты молчишь, когда пятак наверху, — спросил он, — а говоришь, только когда он возле земли?

— Все по правилам, — ответил Чик, — когда хочу, тогда и говорю.

— Нет, — сказал Боцман, — я заметил, что ты говоришь, когда пятак уже еле-еле крутится и можно разглядеть, на что он упадет.

— Не смеши людей, — сказал Чик. Боцман подумал, подумал и решил:

— Я буду копейку кидать… Посмотрим, как ты разглядишь…

— Как хочешь, — сказал Чик.

Чик, конечно, помнил, что чем мельче монета, тем точнее она падает. Множественность вращений увеличивала точность.

Боцман подбросил копейку.

— Орел! — крикнул Чик, когда монетка была еще на взлете.

Копейка упала на землю, отскочила и замерла на «решке».

— Вот видишь, — крикнул Боцман, — я понял, что ты меня фрайеруешь!

— Кидай, — сказал Чик, отдавая ему десять копеек. Боцман выиграл еще раз, а потом все проиграл до последней копейки.

Он стал играть на последнюю копейку и выиграл копейку. Стали играть на две копейки, и Боцман снова выиграл. Стали играть на четыре копейки, и Боцман снова выиграл.

С тех пор как стали играть на копейку, Чик даже не смотрел Боцману на руку. Говорил наугад. Он знал, что на копейке далеко не уедешь. Боцман снова сыграл на все деньги и все проиграл уже вместе с последней копейкой.

Он был здорово раздражен, что ему начало везти, когда у него оставалась только одна копейка. Он двинул было челюстями, чтобы немного успокоиться на жвачке, и вдруг обнаружил, что жвачки во рту нет.

— Где моя жвачка?! — крикнул он и посмотрел на Чика с таким видом, как будто Чик незаметно вытащил ее у него изо рта.

— Ты ее выплюнул! — сказал Чик.

— Подумаешь, один раз в жизни выиграл! — крикнул Боцман и, передразнивая Чика, добавил: — Зачем ты смеялся, зачем ты смеялся? Свалился, как гнилая груша с дерева, потому и смеялся!

Чик махнул рукой и пошел от него. Деньги приятно тяжелили карман. Монеты Боцмана, знакомясь с монетами Чика, дружески перезвякивались. Какая-то смутная неприятность чуть-чуть давала о себе знать, но монеты дружески перезвякивались, и Чик под эту музыку успокоился.

На углу большие мальчишки играли в «расшибаловку». Они играли на цементном тротуаре. Когда они, став на корточки, долбили своими тяжелыми царскими пятаками уже рассыпавшуюся кучу денег, на тротуаре