вины по поводу ее смерти постоянно мучило его.

Но то время было ничто по сравнению с последними четырьмя днями, когда жизнь маленькой ведьмы висела на волоске. Она лежала истерзанная в кровати Бауэна и казалась такой маленькой. С раскроенным черепом и оторванной ногой. Вся в бинтах и гипсе.

Бауэн гладил ее волосы, и его голос доносился, будто откуда-то издалека.

– Она то и дело называла меня «эгоистом». И была права. Если бы я сделал хотя бы попытку понять и оценить ее способности, она могла бы совершенствовать свою магию, оттачивать мастерство. И, наверное, смогла бы избавить себя от этого кошмара. Но я был слишком упрямым и шел на поводу предубеждений.

Бауэн и сам сильно покалечился, но быстро поправлялся, хотя практически не ел и не спал. Часами напролет он сидел возле Мари, держа ее ладонь в своих дрожащих руках.

Каждый раз, когда она начинала стонать от боли, его глаза наполнялись слезами.

– Она приняла мою природу, мои потребности. А я не смог ответить ей тем же. И вот теперь она лежит… умирающая.

Насколько Лахлан понял, Мари жила лишь за счет магии объединенных усилий всех сообществ ведьм и чародеев, питавших ее энергией.

Родичи хотели забрать Марикету с собой, но никто из «Дома ведьм» не рискнул бросить вызов обезумевшему вервулфу, охранявшему ее с таким упорством. С того времени дом Бауэна был полон ведьм, приходивших и уходивших, когда им вздумается, приносивших еду, кое-что из одежды Марикеты и какие-то снадобья. Бауэн будто не замечал их присутствия, хотя два месяца назад нечто подобное стало бы для него сущим адом.

Но жертвенная магия не могла вечно поддерживать Марикету. Она была слишком сильной. Ее существо привыкло к силе и испытывало потребность в ней. Постоянно. Так что она истощала их, и оставалось только ждать: то ли они ее отпустят, то ли последуют за ней.

Последние четыре дня там творились жуткие вещи. Лахлан каждый раз содрогался, вспоминая об этом. В первую ночь вокруг дома Бауэна собрались сотни черных кошек. С разинутыми, но безмолвными ртами они внимательно следили за происходящим. На вторую ночь на жестяную крышу обрушился дождь из лягушек…

На закате к Лахлану телепортировалась Эмма. Оставив Бауэна, он вышел с ней в коридор.

– Сообщества нашли демона, который это сделал? Лахлан и своих людей отправил на поиски.

– Его разыскивают тысячи ведьм, – сказала Эмма. – У него нет шансов улизнуть. Может, ой на кого-то работает, но ведьмы теряются в догадках, кто бы это мог быть.

– Марикета забронировала самолет и пилота до того, как Бауэн присоединился к ней. Найдется не один десяток лиц, которые хотели бы ее уничтожить, пока она не достигла бессмертия.

– Что будет с ним, – Эмма бросила взгляд на дверь, за которой сидел Бауэн, – если она не… выживет?

– Как только отомстит тому, кто виноват в случившемся, не протянет и недели. К несчастью, Бауэн теперь знает, куда идти умирать…

Внезапно из спальни выскочил Бауэн с ведьмой на руках. Вид отсутствующей ноги заставил Лахлана поморщиться.

– Бауэн, ее нельзя трогать, – крикнул он ему вдогонку, когда тот выбежал с ней на руках через заднюю дверь. – Это может убить ее! Куда, спрашивается, ты ее несешь? – В дверях Лахлан обернулся: – Эмма, хотя бы раз останься в доме!

Когда Лахлан нагнал Бауэна, он уже почти не сомневался, что его кузен сошел с ума.

Бауэн старательно устраивал Марикету в гуще плюща у подножия дуба. Он как будто чего-то ждал и, когда этого не случилось, бросился к плющу, стараясь спрятать ведьму в зелени.

– Слишком поздно, – прохрипел он, падая на колени. – Слишком поздно ее принес.

Лахлан погладил его по голове. В этот момент в воздухе повеяло грозой, и черное небо разорвала горизонтальная стрела молнии. Он обернулся и увидел таращившиеся на них из болотной топи немигающие горящие глаза.

Когда он увидел, как вокруг ведьмы стали прорастать, обвивая ее, лианы, у него волосы зашевелились на голове. Выругавшись, он попятился.

Бауэн же, напротив, как только Марикету укутали лианы, не отшатнулся, а с облегчением закрыл глаза.

Когда Марикета вздохнула, словно обрадовалась, что очутилась в зеленой колыбели, Бауэн провел рукавом по лицу. И… ее кожа начала розоветь и заживать. По мере того как излечивались ее раны, Бауэн срывал бинты и лангеты и аккуратно разрезал ненужные швы.

Не прошло и четверти часа, как ведьма выздоровела… целиком и полностью.

Марикета распахнула свои ясные серые глаза и уставилась на Бауэна.

– Детка, ты в порядке? – хрипло спросил он на октаву ниже из-за спазма в горле. – Скажи мне что- нибудь.

– Я что-то пропустила? – прошептала она.

Он с трудом сдерживал эмоции, потому что едва не потерял ее.

Трясущимися руками прижал ее к себе и как-то совсем невнятно объяснил ей, где она была, и что с ней случилось. Когда она поежилась, он поднял ее и поспешил отнести обратно в дом, оставив без внимания пораженного Лахлана.

В доме Бауэн занес ее в ванную и включил воду. Нежно посадил в ванну и поливал дрожащей рукой ее спину и плечи. Ему хотелось попросить у нее прощения за то, что был таким упрямым и глупым, но боялся говорить о чем-то столь важном. Пока. Каждый раз, когда он порывался что-либо сказать, его голос срывался.

– Бауэн, это не моих подруг я слышу снаружи? Кашлянув в кулак, он сказал:

– Да, они все здесь толкутся днем и ночью. Сейчас тут Кэрроу и Реджин.

– Ты скажешь им, что я в полном порядке? И что выйду через минуту? – спросила Марикета.

– А тебя можно оставить? Она кивнула:

– Я в норме. В полном здоровье благодаря листве.

– Да, конечно. Я вернусь сию минуту.

В гостиной он увидел Лахлана и Эмму, Кэрроу и валькирию Реджин. Когда передал сообщение Марикеты, ее подруги бросились обнимать друг друга.

– Я же говорила вам, что она прорвется, – сказала Кэрроу, откупоривая бутылку с шампанским. Для себя.

– Да, она умная девочка, – сказал Бауэн, чувствуя, как его грудь распирает от гордости. – Вылечила себя сама.

Добилась помощи от самой земли. Кто способен похвастаться тем же?

Лахлан и Эмма были счастливы за него.

– Теперь я расскажу ей о тебе все…

Внезапно все замолчали, направив взгляды на дверь, за Бауэна.

– Что? – спросил он, поворачиваясь. – В чем дело?

В дверном проеме стояла… Мария.

Что это за фокус? Он все еще чуял в ванной присутствие Марикеты.

Наверное, это было другое существо. Это была… Мария.

– Я…

Язык его не слушался. Не было никакой реинкарнации?

– Вижу, что шокировала тебя, Бауэн, – прозвучал переливчатый голос Марии.

– Как… это может быть?