Он услышал, как зашуршали ее юбки, медленно развернулся и опустился на пол, прислонившись спиной к боковой стороне кресла. Мерлин наблюдала за ним, скрестив ноги на индийском ковре.

– Мерлин, нам нужно поговорить.

– Только не о том, чтобы пожениться, – быстро ответила она.

Рансом сдержал готовое было вырваться возражение.

– Хорошо. – Он приподнял одно колено и стер со светло-серых брюк прилипшую ворсинку от ковра. – Тогда… расскажи мне, как ты жила эти несколько дней.

– Ничего особенного…

– Я слышал, что ты приходила, когда я спал.

Она сцепила пальцы на коленях:

– Ну да. Я просто хотела узнать, как ты.

– Почему же ты не приходила, когда я бодрствовал?

Она пожала плечами, разглядывая свои руки.

– Я хотел увидеть тебя, Чара. Я скучал.

Ее тонкие пальцы беспокойно сжимались и разжимались.

– Когда ты пришла в ту первую ночь, это было прекрасно. Я был… – Он помедлил, стараясь преодолеть очередной переполнявший его наплыв эмоций, которые теперь так часто охватывали его. Ужасно, но в последнее время проклятая эйфория стала его обычным состоянием, с тех пор как он проснулся в объятиях Мерлин на ступенях полуразрушенной церкви. – Я был счастлив, Чара. Даже если у меня немного и… закружилась голова.

Она продолжала молчать, опустив взгляд на руки.

Рансом был близок к отчаянию. Тогда, на ступенях церквушки, свалившееся вдруг понимание, что он действительно абсолютно искренне любит ее, стало для него настоящим откровением. Он полагал, что причиной открытия могла быть близость смерти. В состоянии шока человек ясно видит истину, в обычной жизни скрытую от него постоянными заботами и повседневной суетой. До этого он думал, что предложение руки было его долгом, чувством ответственности за совершенные ошибки, и не задумывался над тем, почему же на самом деле он так настаивает на женитьбе, несмотря на все доводы рассудка и ее отказ.

Что ж, теперь он знал истинную причину. Эта причина терпеливо сидела напротив него на ковре. Он ее любил, он хотел остаться рядом с ней навсегда, быть тем человеком, к кому она первому обратится за помощью и сочувствием, к кому прибежит со своими странными, умными идеями, кто будет слушать ее с улыбкой, а потом радостно рассмеется, и кто всегда сумеет отличить ее абсурдные фантазии от настоящих открытий.

Рансом постучал пальцами по колену и стряхнул с него воображаемые пылинки. Он так хотел, чтобы она что-нибудь сказала, хоть как-нибудь ответила, подтвердила, что чувствует то же, что и он. Рансом уже начал верить, что действительно мечтал обо всем этом, лежа под пологом в кровати. При мысли о том, что он хочет отдать сердце той, которая в нем совершенно не нуждалась, он ощущал, как что-то обрывается в его груди. Он продолжал сидеть, постукивая пальцами по колену. Через некоторое время, не поднимая глаз и стараясь сохранить спокойствие, он тихо спросил:

– Ты все еще любишь меня, Чара?

– Да, – сказала она, – конечно, люблю.

Рансом закрыл глаза. Ему удалось скрыть огромное облегчение, охватившее все его существо.

– Я тоже люблю тебя, – произнес он.

Говорить спокойным голосом было ему сейчас до нелепого трудно. Он бросил осторожный взгляд из-под ресниц. Мерлин с нежностью улыбалась ему, и он сразу почувствовал себя лучше. Однако он знал, что действовать нужно очень осторожно. Начиная издалека, он сказал:

– Скоро я передам твою говорящую коробку в Лондон.

Она кивнула:

– Надеюсь, она будет хорошо работать.

– Конечно! Ты прекрасно справилась с задачей. Адмиралтейство будет приятно удивлено. – Он усмехнулся: – Скорее всего эти старые чудаки придут в настоящее замешательство.

Она с сомнением посмотрела на него:

– Но ею же так просто пользоваться. Ты думаешь, адмиралы настолько глупы?

– Я думаю, что сумею им все как следует объяснить. И если во время проверки коробка сработает хорошо, то на будущий год ее поставят на каждый британский корабль, и можно будет мгновенно передавать сообщения даже в самую плохую погоду. Ты спасешь множество жизней моряков, Мерлин.

– Да. Спасать жизни у меня уже получается неплохо, правда? – Склонив голову, она улыбнулась и посмотрела на него: – Доктор сказал, что я спасла тебе жизнь.

– Вне всяких сомнений. Но следует также помнить, что ранен я был тогда, когда сам спасал тебя, негодница ты неблагодарная.

– Да, но это ведь твоя служебная обязанность, разве нет?

– Спасение неблагодарных негодниц? Нет, разумеется. – Он откинулся назад и наблюдал за ней полуприкрытыми глазами. – От каждой спасенной мной негодницы я ожидаю полную меру благодарности. А от вас, юная леди, я, по-моему, до сих пор ничего подобного не получил.

– Ты просто потерял сознание и потому не запомнил.