Краснолицей, но Мерлин не думала, что это ее настоящее имя. Когда она будила сиделку, спавшую в смежной комнате, то на всякий случай не стала обращаться к ней по имени. Мерлин сказала, что ближайший час хочет подежурить сама, и гувернантка лишь шумно вздохнула и кивнула.

Девушка увидела небольшую склянку, наполовину спрятанную за няниной подушкой, и одновременно ощутила запах, который исходил от глиняного кувшина с водой. Вряд ли эта женщина проснулась бы раньше полудня, подумала Мерлин, похоже, она основательно приложилась к приготовленному для Рансома спирту.

Стараясь ступать как можно тише, Мерлин вошла в комнату Рансома. Здесь было очень тепло, даже душно. В дальнем углу стояла тускло горевшая свеча, а тлевшие в камине угли давали столько тепла, что его с лихвой хватило бы на отопление нескольких комнат. Спиной ко входу, под гигантским пологом, на боку лежал Рансом, наполовину укрытый простыней. В полутьме ярко-белым пятном выделялся бинтовой компресс на предплечье.

Мерлин поставила свечку и обошла вокруг кровати. Рансом не спал, просто лежал, положив под голову здоровую руку.

– Чара, – произнес он. Мерлин кивнула. Не двигаясь, он улыбнулся. – А я думал, это Краснолицая.

– Нет. – Мерлин замерла в нескольких футах от него, неожиданно почувствовав смущение. – Я отпустила ее отдохнуть.

– М-м-м… Хорошая идея. Твоя компания нравится мне гораздо больше.

– Тебе тоже надо бы поспать.

– В такой-то духоте? Чара, я тут медленно поджариваюсь. Надеюсь, тебя не смущает, что я не одет?

Она скользнула взглядом по его руке, по мускулистой груди. На полу рядом с кроватью лежал сброшенный ночной чепец. Рансом проследил ее взгляд, улыбнулся и сказал:

– Пациент-бунтарь. Я уже успел напоить сиделку.

Мерлин кивнула:

– Знаю.

Повисла долгая пауза. Мерлин стояла и теребила юбку. Она не ожидала, что он не спит. Ей просто хотелось удостовериться, что с ним все в порядке. Конечно, она и так уже это знала от доктора, но… все- таки желала убедиться сама.

– Иди сюда, – подозвал он.

Она ступила вперед.

– Ближе.

Мерлин подошла к самому краю его кровати.

– Наклонись, – сказал он, – я хочу видеть твое лицо.

Мерлин подобрала юбку и встала на колени. Теперь его зеленые глаза были совсем близко.

– Так-то лучше. Когда я пытаюсь сесть, то кружится голова.

– Тебе нужно отдыхать.

Он вздохнул:

– К сожалению, если человек падает, когда пытается встать, то у него просто нет другого выхода.

– Тебе очень больно?

– Нет, – улыбка сошла с его губ, – совсем не больно. В моем ранении до неприличия мало героизма, дорогая. Полдюйма в длину, ровные края, всего пара стежков, даже нет жара… – Он прикрыл глаза. – Из меня всего лишь слишком долго вытекала кровь.

Мерлин вздохнула. Эти страшные минуты, когда она пыталась остановить алый поток, все еще живо стояли перед глазами. А теперь она видела, как ровно вздымается его грудь, и красноватые отблески свечного пламени танцуют на гладкой коже.

– Ты спасла меня, Чара. – Голос его прозвучал так глубоко и мягко, что к ее горлу подкатил комок. Не глядя ему в лицо, она покачала головой. – Так сказал доктор. – Рансом чуть шевельнулся, и захрустели простыни. – Где ты этому научилась?

– Чему научилась? – спросила Мерлин, рассматривая его кольцо с печатью.

– Не думаю, что многие хорошо воспитанные дамы знают, как перевязать поврежденную артерию.

– Ах, это. – Она пожала плечами. – Меня научил дядя Дориан.

Рансом улыбнулся:

– Боже, благослови старика вместе со всеми его странностями.

– Он заставил меня изучить анатомию, хотя она и не очень-то мне нравилась.

Он медленно и осторожно протянул к ней раненую руку и ладонью дотронулся до щеки.

– Рансом!

– М-м-м?

– Помнишь… – голос ее немного дрожал, – помнишь, что ты сказал мне прошлым вечером?

Он пробежал пальцами по ее волосам и прошептал: