– Не думает ли о такой возможности сэр Александр, и не вынудит ли это его вернуться?

Элизабет положила руки на живот.

– Вряд ли. Если даже у меня будет ребенок, сэр Александр ничего не выиграет, если появится здесь, а потеряет много. Он уже не сможет изображать моего мужа, а если признается в том, кто он на самом деле, его обвинят в предательстве интересов Шотландии.

Холодные пальцы, которые, казалось, сжимали ее сердце последние несколько часов, теперь сжались сильнее. Ей нужно забыть о своих чувствах, а то, что продолжает неугасимо гореть в ней по отношению к Александру даже сейчас, должно быть загнано глубоко внутрь. Она любит его. Да, это так, независимо от того, что ей предстоит. Но она не должна признаваться в этом даже самой себе. Да, она занималась с ним любовью, отдав ему тело и душу. Но она умышленно не говорила ему о своей любви, возможно, из желания себя защитить, а возможно, чтобы держать его на расстоянии.

Теперь она никогда не сможет сказать ему о своей любви, сама мысль об этом угнетала ее.

– Вы присутствовали при том, – спросила она отца Павла, – когда сэр Александр признался, что до того, как его схватили англичане, он хотел отправиться на север и начать жизнь, не связанную ни с кем и ни с чем?

– Да, я слышал, как он это говорил, – подтвердил священник.

Элизабет выпрямилась с решимостью прогнать все свои чувства и невеселые мысли куда-нибудь в дальние уголки памяти. Ей надо было восстановить ясность рассудка. Прошлое должно остаться в прошлом, поскольку в будущем ей предстояло опасное и еще неясное сражение за замок Данливи.

– Хотелось бы верить, что ему помогут интуиция и логика. Он не вернется. Именно на это я должна надеяться. Именно этого должна желать.

Отец Павел медленно, как мудрец, кивнул, взял ее за руку и повел к двери. Когда они вышли из комнаты, она выпрямилась и напрягла спину, стараясь придать себе властный вид, хотя не чувствовала в эту минуту ничего, кроме горя. Она невольно участвовала в тайной операции с подменой, поскольку позволила себе верить в возвращение Роберта. Позволила себе влюбиться в человека, который, как она всегда чувствовала где-то глубоко внутри, не был ее мужем.

Она попыталась переключить внимание на вдохи и выдохи. Вдохи и выдохи. Небеса помогут ей, но попытки забыть сэра Александра д'Ашби оказались делом весьма нелегким. Более трудной задачи Элизабет никогда в жизни не приходилось решать.

– Если не возражаете, отец Павел, я хотела бы использовать возможность исповедаться в моих грехах, – пробормотала она, стараясь не обращать внимания на, душераздирающие, выворачивающие наизнанку ощущения в груди. – Их у меня много, и я хочу рассказать о них, чтобы получить отпущение хотя бы некоторых.

Она закрыла глаза, в ее памяти мелькали воспоминания о том, кого она любила и потеряла. Это были нежные, светлые, яркие воспоминания, но они вызывали почти нестерпимую боль.

– Возможно, Богу будет угодно, – прошептала Элизабет, – даровать мне немного покоя.

Когда до лагеря Люка в лесах к югу от замка Данливи оставалось совсем немного, Александр остановился. За последние недели он несколько раз проходил эту дорожку вместе со Стивеном и теперь определял ее легко. Хотя он не ожидал, что Джона будут держать где-то рядом с этим местом, он надеялся затаиться и подслушать, где находится лагерь лорда Эксфорда и главной армии и, таким образом, где томится в заточении Джон.

По крайней мере следует попытаться это сделать.

У него в запасе всего четыре дня, чтобы найти своего друга. Даже три, поскольку нынешний день уже на исходе. Он должен действовать быстро, чтобы использовать эффект неожиданности.

Пригнувшись, Александр начал медленно двигаться по направлению к буйным зарослям, в которых мог бы скрыться. Рощица была густой, и он быстро понял, что до открытого места доберется не скоро, однако другого пути не было. Листья и ветки хлестали его по лицу, но он не мог выйти из укрытия. В конце концов он лег на живот и пополз по траве под деревьями, стараясь не производить шума. Он действовал так, как диктовал его опыт нескольких лет службы у тамплиеров, а также интуиция.

Его отношения с братством не всегда были приятными, но иногда они оказывали ему добрую службу. Как, например, сейчас. Оставалось лишь сожалеть, что у него не было прочных связей с членами братства и что он не чувствовал с братством единства. А ведь его родной брат, Деймиен, точно так же, как Ричард и Джон, его лучшие друзья, похоже, такие связи имели.

Чего бы он только не дал, если бы они ему помогли.

Однако сейчас он, как всегда, действовал в одиночку, стараясь справиться с делом, в которое оказался впутанным. На чью-то помощь он не мог рассчитывать, поскольку в отличие от других оборвал связи со многими людьми, с которыми был когда-то близок. Теперь он мог с уверенностью сказать, что они не пришли бы ему на помощь, если бы даже могли.

Он не мог отрицать, что, совершив преступление против Деймиена, Ричарда и Джона, сделал это намеренно подло. Они наверняка ему этого не забудут. Он не, мог объяснить, почему поступил таким образом. Но почему-то хотел разорвать отношения с теми, кого любил и кто любил его. Возможно, у него было ощущение, будто он полное ничтожество по сравнению с братом и его друзьями. В долгие недели, когда он восстанавливал силы, Александр решил, что может утвердить свою ценность своим боевым искусством на поле боя. Он любил сражаться и делал это умело. Однако пока что чувствовал в душе полную пустоту, того, чем мог заслужить собственное уважение, он еще не сделал.

Когда эта мысль стала невыносимой, он решил навсегда исчезнуть где-нибудь на дальних окраинах шотландского высокогорья. К сожалению, для этого у него не было денег. А их требовалось много. То, что он сделал, чтобы их раздобыть, было двойным – нет, тройным – оскорблением его брату и друзьям, поскольку они подвергались огромной опасности, чтобы вырвать его из лап инквизиции, и потратили много труда, чтобы вывести его в безопасное место и спрятать в Англии, а потом с риском для себя ухаживали за тяжело израненным человеком.

Но по натуре он был негодяем и ответил им тем, что украл часть сокровищ, которые они обещали защищать даже ценой собственной жизни. Целые мешки бесценных вещей тамплиеров были переданы этим