– Ты действительно выглядишь просто неприлично, Жизель. Никому не хочется неприятно поразить бедняг, которые будут присутствовать при твоей казни, так ведь?
– Знаю одного, кому захотелось бы, – пробурчала она, когда Ансель потянул ее из зала.
Жизель не понимала, что происходит, и это пугало. Если Вашель собрался ее казнить, зачем ее мыть и переодевать? Его объяснение она пропустила мимо ушей. Это была шутка ненормального. Как ей показалось, для него существовала только одна причина, чтобы вымыть и одеть ее женщиной. Вашелю, как и его кузену, наверное, нравилось насиловать женщин.
Ансель привел ее в огромную спальню, где, схватив за руку робкую служанку, на ухо прошептал ей какие-то инструкции, и вытолкал ее за дверь. Не обращая внимания на статного молчаливого Анселя, стоявшего на страже, Жизель огляделась. Ситуация все больше пугала ее. Эта комната принадлежала мужчине. Не хотелось об этом думать, но здесь обитал Вашель.
На один миг показалось, что он предложит ей свободу в обмен на благосклонность. Затем она напомнила себе, с кем имеет дело. Обхватив себя руками за плечи, Жизель попыталась сдержать внутреннюю дрожь, но ничто не могло прогнать ледяной страх. Если она правильно поняла Вашеля, то он собрался попользоваться ею, пока она не надоест. Потом он казнит ее за убийство кузена. Это совсем неплохой способ – завести наложницу, а потом освободиться от нее, когда она надоест. Для Вашеля простота комбинации наверняка будет иметь особый вкус.
Жизель снова оглядела комнату. Вырваться отсюда не было возможности. С одного взгляда стало понятно, что от Анселя она не дождется помощи. Вашель предупредил, что тот ему целиком предан, и она не сомневалась: это правда. Единственной надеждой оставался побег, потому что Вашель не пощадит ее. Если не случится чуда, она останется в заточении. От отчаяния захотелось разреветься, но Жизель пересилила себя, чтобы Ансель не увидел ее слабости. Он обязательно расскажет об этом Вашелю, а тот будет смаковать ее горе и страх.
Когда внесли ванну и стали наливать в нее горячую воду, она пригляделась к служанкам. Все они были молчаливы, покорны и держали головы опущенными. Они были бесполезны для нее. Наполнив ванну, служанки выскользнули из комнаты, Жизель обернулась и посмотрела на Анселя.
– Мог бы по крайней мере повернуться спиной, – резко заявила она. От страха терпение быстро иссякло. Он что, тоже собирается насладиться ею?
– Нет, – просипел тот.
– Перед тобой я не стану раздеваться.
– Раздевайтесь, или я сам вас раздену.
Жизель заколебалась на мгновение, и Ансель сделал шаг в ее сторону. Дрожа от смущения, она повернулась к нему спиной и сбросила одежду. Когда Жизель приготовилась ступить в ванну, он схватил ее за руку и повернул к себе. Выпрямившись, она замерла, пока Ансель оглядывал ее с ног до головы, как мясную тушу, которую собирался подать к столу своего повелителя. Она так разозлилась от унижения, что страх прошел. Он отпустил ее, а она выругалась ему в лицо и вошла в воду. Потом вообще перестала обращать на него внимание, словно его не было в комнате.
После ванны, когда Жизель вытерлась мягкой простыней, Ансель указал ей на одежду, которую на кровати разложила одна из служанок. Ей не хотелось переодеваться, потому что этим самым она словно показывала, что согласилась со своей участью. К сожалению, служанки уже унесли костюм пажа, так что нужно было либо одеваться в эту одежду, либо оставаться голой. Когда Жизель покончила с одеванием, Ансель снова оглядел ее, одобрительно кивнул и ушел, оставив ее одну. Она нахмурилась, услышав, как на двери тяжело прогремел засов.
Задыхаясь от страха и отчаяния, Жизель кинулась на постель и разревелась от души. Легче от этого не стало, но теперь ей не скоро снова захочется пролить слезы. Самое последнее дело – показать свою слабость перед Вашелем или одним из его приспешников.
Впереди ее ждало изнасилование. У нее росла уверенность, что именно такую участь ей уготовил Вашель. Тот, кто не знал его, мог бы подумать, что он вот-вот дарует ей прощение, что, может, даже выпустит на свободу, но она-то прекрасно знала этих людей. Ансель осмотрел ее, чтобы убедиться, что она ничем не больна. Он сделал это, чтобы быть уверенным, что она чистая и ничем не заразит его хозяина, когда тот уляжется на нее.
Найджел так искусно освободил ее от страхов, так осторожно убедил, что страсть может быть чем-то прекрасным. Но все равно она не забыла жестокость и грязь, в которые окунулась из-за мужа. И, наверное, никогда не забудет. Найджел помог ей сгладить остроту воспоминаний. Зато теперь еще один Дево снова готов разрушить то, что удалось восстановить. Ей вновь придется пройти через ужас и унижения. Все, что было у нее с Найджелом, будет изгажено. Прекрасные воспоминания заменят новые, полные злобы и боли. Жизель поняла, что это самое горькое.
Загремел засов, и дверь медленно открылась. Жизель подавила острое желание спрятаться где-нибудь в огромной комнате, как испуганный ребенок. Она стояла, выпрямившись, и смотрела, как в комнату входил Вашель. За ним молчаливой тенью проскользнула служанка, которая поставила на столик у кровати поднос с фруктами и вином и, не издав ни звука, выскользнула из комнаты. Когда дверь закрывалась, Жизель краешком глаза увидела, что там снаружи стоял Ансель.
Она напряглась. Вашель подошел поближе и длинными бледными пальцами дернул ее за отросшие кудри. Было странно видеть перед собой потрясающе красивое лицо и знать, что оно принадлежит дьявольски жестокому человеку. Жизель не обманывалась на счет его настоящей натуры. Мишель, кстати, тоже был красив. Ей подумалось, что такова, наверное, природа справедливости, потому что, если бы у таких людей лица были уродливыми, как и души, тогда их можно было бы легко распознать.
– Ты даже обрезала волосы, – промурлыкал Вашель. – Это модно – завивать волосы, когда они отрастают?
– Я их не завиваю. – Оттого, что он рассматривал ее, словно она была каким-то невиданным созданием, встреченным им в лесу, ей стало неуютно. Жизели казалось, что быть объектом интереса такого человека, как Вашель, просто опасно. – Они сами так растут.
– Как интересно. Догадываешься, что я сделаю с тобой? – Он взялся руками за ее грудь, глядя ей в глаза. – Скучно тебе не покажется.
С превеликим трудом Жизель изобразила, что ей безразличны его прикосновения, что она ничего не чувствует, даже отвращения, которое отозвалось тошнотой.