— Вы беспокоитесь обо мне?
— Я думаю, что ты вляпалась в гораздо большие неприятности, чем себе представляешь. И еще думаю, что любой промах с твоей стороны может стоить мне жизни.
«Значит, он все еще думает только о себе».
— Вы угрожали отобрать у него дом. Как, по-вашему, он должен был реагировать? Как должен был реагировать любой из них?
Он нахмурился:
— Ты меня не убедила. И сейчас ты очень мне дорога, Эвелина. — Сент побренчал цепями, державшими его руки. — Так что береги себя. Я не собираюсь окончить свои дни, превращаясь в скелет в подвале сиротского приюта.
— Этого не случится.
Просто смехотворно! Даже в потоке корыстных рассуждений, стоило ему сказать, что она дорога ему, как сердце ее учащенно забилось. Это все потому, что ему больше ни до кого нет дела и когда он проявляет участие, даже мимоходом, это действует как удар молнии.
— Эвелина?
Она вздрогнула, ее взгляд вновь метнулся к загадочным зеленым глазам. Если он и знал, о чем она думает, то не подавал вида. Как бы то ни было, Эви покраснела. Никто не умел так вгонять ее в краску, как он. Возможно потому, что ни от кого больше ей не приходилось слышать таких непристойных, шокирующих вещей, пробуждающих мысли, которым не было места в ее правильной благополучной жизни.
— Прошу прощения. Я думала над вашим предупреждением. Приму его к сведению.
— Прекрасно.
— А теперь, полагаю, вам нужно побриться.
— По правде говоря, — ответил он, и выражение его глаз немного смягчилось, — лицо у меня чертовски чешется.
Эви предпочла бы, чтобы он продолжал гневаться. Порочный и обаятельный маркиз де Сент-Обин вносил в жизнь слишком много непривычных ощущений.
Еще раз вздохнув, она отошла, чтобы принести маленький столик. К счастью, ей удалось уйти из дома до того, как Виктор поднялся и обнаружил пропажу своих вещей. Без сомнения, ей придется долго слушать про эту кражу, когда она вернется домой. И затем весь вечер у лорда и леди Гладстон.
— О, черт, — пробормотала она, взбивая мыльную пену.
— Я предлагал сделать это сам.
С легкой гримасой Эви окунула помазок в мыло.
— Это я не вам. Я по поводу званого обеда.
— Расскажи мне, в чем дело.
Она остановилась, не донеся помазок до его подбородка.
— Зачем вам это знать?
— А почему бы нет? Разве у меня есть чем заняться, кроме как слушать твои искрометные истории?
— Так, пустое. Мы с братом приглашены на обед к лорду и леди Гладстон.
Выражение его лица не изменилось, хотя всем было известно, что он и графиня — любовники.
— Мне не стоит рассчитывать, что ты передашь от меня привет Фатиме?
— Нет, конечно. — Эви принялась намыливать подбородок Сента, но, неосторожно махнув кисточкой, забрызгала пеной его лицо, шею и измятый галстук. — Извините.
— Не извиняйся. Скажи лучше, почему тебе не нравится милая Фатима.
— Гм. Лучше вы скажите, почему она вам нравится.
— Восхитительные мягкие груди, длинные стройные ноги и постоянная готовность к…
— Замолчите! — потребовала она. — Она все-таки чужая жена!
Он пожал плечами. Цепи звякнули, ударившись о грубую каменную стену.
— Я отношусь к ее брачным обетам столь же серьезно, как и она сама. Как и все остальные. Ты не можешь быть так наивна.
— Я не считаю мое мнение наивным. Я предпочитаю думать, что это благородно.
Сент коротко и сухо рассмеялся:
— Ты необыкновенная, Эвелина. Вынужден отдать тебе должное. Нуты собираешься меня брить или так и будешь пачкать пеной?
— Вы ужасный человек.
Эви опустила руку и просто смотрела на него. Как она может испытывать такое… влечение к этому мужчине?
— Я никогда не отрицал, что я ужасный. Не моя вина, что ты видишь меня не таким, какой я есть, дорогая.
Некоторое время она молча размышляла.
— Я предпочитаю думать, что под вашим цинизмом и щетиной я вижу вас таким, каким вы можете стать. — Она медленно подняла помазок и провела им по его щеке. — И я намерена обнаружить этого человека.
— Боюсь, он умер много лет назад. И никто, включая меня, не оплакивал его кончину.
— Помолчите. Я стараюсь сделать все правильно.
Снова обмакнув помазок в мыльную пену, она намылила другую щеку. Ей нравилось прикасаться к нему, когда он не мог помешать этому, когда их соприкосновение полностью зависело от нее.
— Ты уже решила, как долго будет продолжаться мое наказание? — спросил он, когда она отставила в сторону тазик и взяла бритву.
— Я предпочитаю рассматривать это как ваше принудительное обучение.
— Если бы мы поменялись местами, я бы придумал различные способы обучения, — сказал он с легкой улыбкой. — Я в твоей власти, Эвелина. Неужели ты не смогла придумать ничего более дикого и порочного, чем бритье?
Его низкий чувственный протяжный говор привел ее в трепет. С дрожащими руками она отступила на мгновение, чтобы овладеть собой.
— Ведите себя прилично, — строго сказала она.
Сент перевел взгляд с ее лица на бритву.
— По крайней мере поцелуй меня на прощание, прежде чем перережешь мне глотку.
— Ш-ш-ш.
Прижав пальцы свободной руки к его подбородку, чтобы удержать его на месте, она медленно и осторожно провела острым лезвием бритвы вдоль щеки.
— Было бы легче, если бы вы не были таким высоким, — пожаловалась она со вздохом.
— Воспользуйся скамеечкой, — предложил он, указав на сиденье в дальнем углу камеры, снова загремев при этом цепями.
Внезапно он оказался необыкновенно услужливым, и когда она притащила скамейку и встала на нее, то поняла почему. Их лица оказались на одном уровне, всего в нескольких дюймах друг от друга.
— Я…
Наклонившись вперед, Сент впился в ее губы крепким мыльным поцелуем.
Этот поцелуй пронзил Эвелину до самых кончиков пальцев ног. Ей всего лишь надо было отодвинуться назад на несколько дюймов, и он больше уже не смог бы ее достать. Сознание этого наполнило девушку чувством— собственного могущества, но тут его твердые, требовательные губы оставили ее почти бездыханной и пробудили желания, о которых она не осмелилась бы сказать вслух.
Эви страстно ответила на его поцелуй, погрузив руку в темные взлохмаченные волосы и отважно пробежавшись языком по его зубам. Сент застонал, и горячая дрожь прошла вдоль ее позвоночника, вызвав жар между бедер.
О, он был прав! Было много всего, чем она предпочла бы заняться с ним, вместо того чтобы брить. Эви снова поцеловала Сента, горячо и страстно. Цепи на его руках зазвенели, когда он натянул их, пытаясь обнять ее. Он принадлежал ей, и она могла делать с ним все, что ей нравится. Все, что захочет.
— Довольно, — прошептала она, больше себе, чем ему.