— Один из членов попечительского совета предостерегал меня, что при моем попустительстве это место может превратиться в воровской притон, — сказал он. — Кажется, тебе удалось опередить меня в этом.
— Я не считаю действия, совершенные в целях самосохранения, воровством, — возразила она. — И кроме того, стул — собственность приюта. Мы лишь перенесли его в другое место.
Поднявшись, он тяжело вздохнул.
— Моя задница слишком устала, чтобы, попусту тратить время в бесплодных спорах о значении слов.
Без всяких видимых усилий он поднял стул и отнес его в свой угол.
Сент выглядел усталым, растрепанным и отчаянно нуждался в бритье. Его нарядная одежда была испачкана грязью, на щеке следы крови. Как ни странно, хоть Эви всегда находила его привлекательным, теперь он нравился ей еще больше. Внешний лоск исчез, но сам человек остался таким же, как и всегда.
— Стараешься придумать новую пытку для меня? — спросил он, опускаясь на стул и вздыхая с таким облегчением, которое просто невозможно было принять за притворство.
— Вам нужно побриться, — сказала Эви и почувствовала, как у нее запылали щеки.
— Ну что ж, все, что имеется в моем распоряжении, — это цепочка для часов. Но она не очень острая.
— Я посмотрю, что тут можно сделать. — Эвелина села на небольшую скамейку. — Думаю, пришло время объяснить вам мою позицию.
Он откинулся назад, закрыв глаза.
— Я думал, ты уже сделала это. Я здесь потому, что оказался преградой между тобой и твоей единственной возможностью что-то изменить в этом мире.
I — Роза попала сюда в двухлетнем возрасте, вы знаете, а Мэтью и Молли — когда им было по три с половиной. Это их дом.
— Они могут точно так же обрести дом в другом приюте. Таком, где я не вхожу в совет попечителей. Ты сможешь даже добровольно работать там и спасать мир с Кингс-Кросс-роуд. Или откуда-нибудь еще.
г — Дело совсем не в этом. Они обрели здесь братьев и сестер, а вы хотите разлучить их, потому что забота о приюте вас не устраивает.
Зеленые глаза раскрылись и пристально уставились на нее.
— «Не устраивает» — даже близко не подходит к этому, Эвелина. Моя мать и ее маленькие беспризорники. Это было смехотворно! Она не сомневалась, что они наградят ее какой-нибудь ужасной болезнью. Ее способ показать свою храбрость и убежденность состоял в том, чтобы раз в месяц выстроить их в шеренгу для проверки.
— Вы говорили мне это.
Он кивнул.
— А потом, когда она подхватила корь, то обвинила во всем это отродье. И тем не менее по ее завещанию присматривать за сиротским приютом «Заря надежды» должен был я. У нее не было времени изменить его. — Сент разразился коротким безрадостным смехом. — Любимчики в конце концов убили ее, и вот теперь она навязала их мне.
Неприязнь Сент-Обина к приюту была гораздо более глубокой, чем она себе представляла. Эвелина довольно долго смотрела на него.
— Они не отродье и нелюбимчики, Сент. Они просто дети, и о них некому позаботиться.
Сент, звякнув цепью, скрестил ноги и снова закрыл глаза.
— У них есть ты, Эвелина. Только ты слишком стыдишься рассказать кому-нибудь еще, что ты здесь делаешь, разве не так?
— Я не стыжусь. Просто это… не соответствует представлениям моего брата о моих обязанностях, и поэтому мне пришлось держать все это в секрете. Вот и все.
— Ты когда-нибудь спрашивала себя, что, к дьяволу, хорошего в том, чтобы учить их танцевать или писать, Эвелина? — продолжал он. — Как только им исполнится восемнадцать, они покинут приют, и я пока не вижу никакой практической пользы от твоего обучения. Разве что они станут танцевать в каком-нибудь публичном доме и ждать, что им швырнут пенни в уплату за возможность задрать им юбки.
Эвелина стиснула руки, стараясь не дать ему заметить, как сильно ее расстроили его слова.
— Танцы и чтение — это только средства для достижения определенной цели, милорд, — твердо сказала она. — Я здесь, чтобы дать им немного доброты, чтобы показать им, что мир населен не только такими бессердечными, самовлюбленными и высокомерными людьми, как вы.
— Это только смелые слова, пока я прикован цепью к стене, дорогая, — проговорил он, сверкая глазами из-под полуопущенных ресниц. — Может быть, ты и ко мне проявишь хоть чуточку доброты и принесешь мне что-нибудь поесть?
— Дети что-нибудь принесут вам, когда придут днем на урок по изучению гласных звуков.
Эви встала, отряхивая юбку.
— А в самом деле, есть ли у вас вообще сердце? — спросила она.
— Если и есть, то вряд ли тебе следовало спрашивать об этом здесь. — Он выпрямился. — А если я научу их еще и согласным, смогу я получить карандаш и бумагу?
— Да. Конечно. Я зайду к вам, прежде чем уехать.
Эви вышла, оставив маркиза сидеть на стуле. Она понимала, что убедить его сохранить приют — задача не из легких. Заточение его в подвале еще больше осложнило ситуацию. Но по крайней мере на ее стороне все еще было одно преимущество — время. Время и терпение. И она очень надеялась, что еще и удача.
Когда Эвелина в конце дня вернулась в камеру маркиза, он уже не был так расположен к общению, как раньше. Она не могла винить его. Если бы ее на всю ночь заперли одну в темном подвале, она скорее впала бы в истерику, чем в ярость. Поэтому она принесла ему свечу и кресало, чтобы ему не пришлось снова испытать такое. Более того, ей было больно оставлять его и идти домой, когда он не мог сделать того же. Он сам виноват в этом, твердила она себе, возвратившись в особняк Раддиков и переодеваясь к обеду.
— Эви, ты совершенно меня не слушаешь.
Виктор с таким раздражением поставил бокал с мадерой, что алая жидкость выплеснулась через край. Мгновенно подскочил лакей, вытер стол и долил бокал.
— Я тебе говорила, что у меня немного болит голова, — ответила Эвелина.
Она едва притронулась к обеду, а ей нужны были силы для следующего раунда словесного поединка с Сент-Обином. С легкой гримасой она вернулась к жареному фазану.
— Пусть так, я буду очень признателен, если ты попробуешь сосредоточиться. Лорд Гладстон пригласил нас с тобой на завтрашний обед. Я принял приглашение от твоего имени.
Она подавилась куском птицы.
— Ты…
— Очевидно, леди Гладстон упоминала ему обо мне и она считает тебя обаятельной. Пожалуйста, не разочаруй ее. Плимптон без зазрения совести их обхаживает, так что, возможно, это наш последний шанс.
— Ты не хочешь, чтобы вместо меня пошла мама? Она намного лучше владеет искусством изысканной беседы. И…
— Нет. Я хочу, чтобы со мной пошла ты. Ты знакома с леди Гладстон. — Он откусил кусок и принялся жевать. — Слава Богу, что я послал тебя познакомиться с ней. Ты произвела впечатление, между прочим. Спасибо тебе.
— Знаете, — вмешалась мать с дальнего конца стола, — ходят слухи, что леди Гладстон и этот ужасный Сент-Обин — любовники.
— Это еще один аспект, — подхватил Виктор. — Не упоминай об этом повесе в доме Гладстона. Его может хватить удар, и где мы тогда окажемся?
— Но ты не возражаешь, чтобы я подружилась с леди Гладстон?
Виктор хмуро посмотрел на нее.
