найти более удачного слова для описания Мэри.

– Да. И еще она была предательницей… – Он снова посмотрел на тетрадь, а потом опять перевел взгляд на Аннору, которая смотрела на него с нескрываемым беспокойством. – Шлюха, бесконечно жалующаяся на свою тяжелую долю. Как я мог этого не видеть?

– Ты не видел этого, потому что она искусно притворялась. Даже мало кто из ее родственников знал, какая она была на самом деле. Мэри всегда была мила, немного застенчива и покорна. Смиренно исполняла свой долг. Может быть, она не выделялась большим умом, но отличалась хитростью, позволявшей ей обводить окружающих вокруг пальца и создавать перед всеми видимость того, что она – само совершенство. Мы все считали, что она безупречная леди, а Мэри, наверное, смеялась у нас за спиной над нашей доверчивостью. Что ты собираешься делать с этим дневником?

Джеймс молчал, потому что его все еще душил гнев. Он знал, что ему делать с этой тетрадью, однако делать это ему совсем не хотелось. Нужно показать дневник Торманду и Саймону. Хотя бы потому, что в записях упоминались имена людей, которых они, возможно, сумеют разыскать. Эти люди могут выступить в качестве свидетелей, и с их помощью будет гораздо легче доказать преступления, совершенные Доннелом, чем с помощью дневника этой во многом несчастной женщины. Пусть даже она сама была виновата в своих бедах, потому что желала получить то, что ей было недоступно. Джеймс посмотрел на Аннору и твердо сказал:

– Мне нужно пойти в деревню и поговорить с Тормандом и Саймоном.

– Уже поздно.

– Они должны как можно скорее увидеть эту тетрадь, Аннора. И мне все равно, что они подумают обо мне, как бы ни были унизительны те вещи, которые писала обо мне в этом дневнике моя жена.

Девушка кивнула. Она видела, что Джеймс в гневе. Аннора забеспокоилась. А что, если Джеймс любил свою жену гораздо сильнее, чем она предполагала? Что, если это вещественное доказательство ее предательства уязвило Джеймса гораздо сильнее, чем он хотел это показать?

– Будь осторожен, – сказала она, когда он направился к двери. Джеймс словно бы даже на время забыл о том, что Аннора сейчас находилась в этой комнате.

Джеймс остановился, повернулся, а затем подошел и поцеловал Аннору в губы, а потом снова направился к выходу.

– Ты тоже будь осторожна, когда будешь уходить отсюда. Единственная хорошая вещь, которую сделала моя распрекрасная женушка, – это то, что она написала в этом дневнике гораздо больше, чем следовало. И скоро мы отделаемся от Доннела.

Когда дверь за Джеймсом закрылась, Аннора тяжело вздохнула. Да, от Доннела они скоро избавятся. А вот избавится ли Джеймс когда-нибудь от незримого присутствия рядом с ним его покойной жены? Любил он Мэри по-настоящему или нет, но то, что Джеймс уважал ее, – неоспоримый факт. Ведь она была супругой Джеймса и матерью его дочери. Он полностью ей доверял. Сможет ли он теперь, узнав о том, что она подло обманула его доверие, поверить кому-то еще? Вдруг это предательство заставит его утратить веру в себя и в других людей? И самое главное – потерять веру в Аннору и в искренность ее чувств.

– О, это интересно!

Джеймс метнул в Саймона гневный взгляд. Он оставил Аннору одну в спальне, бросил все и поспешил сюда, чтобы принести откровения Мэри Саймону и Торманду. Прокравшись через потайной ход, он незаметно выбрался из Данкрейга, потом поспешил в гостиницу, где остановились Саймон и Торманд, и вызвал их обоих в кузницу к Эдмунду. И вот теперь Саймон, внимательно прочитав дневник, говорит ничего не значащее «о, это интересно»? И это все, что он хочет ему сказать?

– Разве это не признание? – спросил Джеймс. – Из этого дневника становится ясно, что Мэри была в сговоре с Маккеем, что она была жива, когда меня обвиняли в ее убийстве, и что скорее всего Доннел убил ее, потому что она представляла для него слишком большую угрозу.

– Ну да! Это доказывает, что они с Доннелом были любовниками. И что они организовали заговор, желая избавиться от тебя, чтобы Доннел мог завладеть Данкрейгом в качестве компенсации за убийство своей родственницы. Признаю, что потребовать компенсации было умным шагом с его стороны. И я согласен с тобой, что найденный дневник – очевидное доказательство того, что, когда тебя объявили преступником и убийцей, твоя женушка жила-поживала еще несколько месяцев. Но…

– Ненавижу это слово, – пробормотал Джеймс.

– Но, – продолжал Саймон, – я не нахожу здесь никаких доказательств того, что Доннел ее убил. Да, согласен, у него было множество причин для того, чтобы покончить с ней. Хотя бы для того, чтобы она навсегда замолчала, – тихо проговорил он. – Однако доказательств нет. И так ясно, что Мэри с каждым днем все больше боялась за свою жизнь. Но видишь ли, любой, кто познакомится с содержанием этого дневника, сделает вывод о том, что Мэри – взбалмошная и крайне неуравновешенная особа, привыкшая, чтобы все плясали под ее дудку. И если что-то пойдет не так, она в этом станет винить кого угодно, но только не себя. Твоя покойная супруга была всего-навсего капризным, избалованным ребенком. Она могла сказать и написать все, что ей в голову взбредет, поэтому нельзя всерьез полагаться на ее слова.

Джеймс нахмурился и взъерошил волосы. Он еще до конца не пришел в себя от того, что прочел в дневнике Мэри. В какой-то момент ему неудержимо захотелось швырнуть дневник Мэри в камин, чтобы больше ни один человек не смог прочитать те унизительные вещи, которые Мэри о нем написала. Она даже сравнивала размер его мужского достоинства с выдающимися показателями своего любовника, Доннела. Тот факт, что в их негласном состязании он потерпел поражение перед Доннелом, «ее возлюбленным», как она его высокопарно называла, уязвлял Джеймса до глубины души.

Как хорошо, что теперь у него есть такая женщина, как Аннора! Не стоит принимать близко к сердцу обидные отзывы Мэри о его мужественности. Ведь Аннору он доводил в постели до экстаза. Забыв обо всем, в порыве страсти она выкрикивала его имя. Аннора никогда не стала бы подвергать сомнению его мужские качества, подумал Джеймс, немного успокоившись.

– Так, значит, Саймон, ты хочешь сказать, что от этой тетрадки нет никакого толку? Значит, зря я дал тебе читать записи о том, как смеялась надо мной моя жена? Надо было сделать с этим дневником то, что мне больше всего хотелось, – швырнуть в огонь и сжечь дотла?

Джеймс говорил это с горечью, потому что знал, что не заслужил от Мэри такого предательства. Любил он ее или нет, но он хранил ей верность. В отличие от нее он ни разу не нарушил брачных обетов. Мало кто из мужей мог этим похвастаться. Едва ли у Доннела она была единственной женщиной.