– Доннел Маккей позаботился о том, чтобы в убийстве Мэри заподозрили и обвинили меня, – объяснил Джеймс. – Я пока не знаю точно, как это ему удалось, но собираюсь выяснить.

Аннора присела на краешек кровати и попыталась все хорошенько обдумать. В голове у нее вертелись тысячи вопросов, и она не знала, какой из них задать Джеймсу в первую очередь. Ей по-прежнему было обидно, что он лгал ей все это время, но она начала понимать, почему он так поступил. На нем лежало тяжкое обвинение. Джеймс был объявлен преступником, скрывающимся от правосудия, а это означало, что любой, кто его встретит, имел полное право его убить. В какой-то степени он был живой мертвец, ожидающий своего конца.

– Кому еще известно о том, кто вы такой на самом деле? – спросила Аннора, сама удивляясь своему вопросу.

– Большой Марте. Она много лет знала меня, и моя маскировка не смогла ввести ее в заблуждение. По-моему, она сразу же меня узнала.

Пока Аннора раздумывала над его словами, Джеймс изучал ее лицо. У нее в глазах больше не было страха. Джеймс заметил, что ее потрясение прошло. В его взгляде промелькнула обида, которая была вполне объяснима. На месте Анноры Джеймс чувствовал бы то же самое, если бы узнал, что все это время она водила его за нос. Возможно, Аннора думает сейчас, что обманом было все, что он ей говорил и что делал. Джеймсу не хотелось, чтобы Аннора так считала.

– И все это время она молчала? Никому не рассказала о вас? – удивилась Аннора, хотя в душе она всегда подозревала, что больше всего на свете Большая Марта хочет, чтобы Доннела и его приспешников выдворили из Данкрейга.

– Да, она молчала. Большая Марта будет хранить мою тайну. – Джеймс медленно приблизился к Анноре и сел рядом с ней. Он обрадовался, что она при этом не бросилась к выходу, даже не сдвинулась с места. – Большая Марта знает, что я ни в чем не виноват.

– Видите ли, я тоже верю в вашу невиновность, тем не менее я сомневаюсь, что поступаю правильно. – Когда Джеймс обнял Аннору за плечи и привлек к себе, она замерла на секунду, но не возражала. – По- моему, вы не смогли бы причинить зло Мэри или любой другой женщине, поэтому маловероятно, что вы ее убили. Однако мне непонятно, как мог Доннел состряпать против вас обвинения и завладеть вашей собственностью. – Аннора подняла на него глаза. – И даже отнять у вас Мегги.

– Да, он выдает Мегги за свою дочь. Хотя вряд ли девочка помнит меня.

– А мне кажется, что каким-то недостижимым образом она вас запомнила. Мегги настаивает, что Доннел – не ее отец. Говорит, что ее папа был веселым и улыбчивым и любил ее. Доннел ведет себя с ней совсем по-другому.

Джеймс кивнул:

– Я тоже слышал, как она это говорила.

– Вы собираетесь увезти отсюда Мегги?

– Нет, я хочу заявить на нее свои права. На нее и на Данкрейг. Я совершил побег из Данкрейга для того, чтобы сохранить себе жизнь. Трудно назвать жизнью эти годы, которые я провел, скрываясь от людей. Когда в этом году наступила весна, я вышел из пещеры, где зимовал, и решил, что больше не стану прятаться.

Аннора представила, как этот сердечный и жизнерадостный человек скрывался в пещере, словно дикий зверь. Ей стало так жалко Джеймса, что она чуть не заплакала. А потом Аннора подумала о Доннеле, и ее охватил гнев. Ее кузен похитил у этого человека его доброе имя. Аннора не сомневалась в том, что Джеймс рассказал ей правду. Ее всегда настораживал тот факт, что Доннел неожиданно оказался владельцем такого обширного и богатого поместья, как Данкрейг. Она подозревала, что за этим стоит какое-то мошенничество или другое, более серьезное преступление.

– Будет не так-то просто доказать вашу невиновность, – высказала она вслух свои опасения, – прошло целых три года.

– Знаю. За то короткое время, которое я здесь живу, мне не удалось узнать ничего такого, за что этого негодяя можно было бы повесить. Разумеется, если у Доннела хватило ума объявить невинного человека преступником и присвоить себе все, чем он владел, вряд ли он будет настолько наивен, чтобы оставить доказательства своих злодеяний у всех на виду. До Большой Марты дошли кое-какие слухи, и сейчас она выясняет, есть ли в них хоть доля правды. Она отказалась мне что-либо говорить о них, пока не разузнает все досконально.

– Да, это на нее похоже. Большая Марта не станет зря болтать, пока сама не разберется, где правда, а где ложь. Она – очень честная женщина. Не хочу лишний раз причинять вам боль, заставляя вас вспоминать прошлое, но скажите мне, как умерла Мэри? Говорили, что вы убили ее, и сразу после этого случился пожар. Ее обгоревший до неузнаваемости труп нашли в маленькой хижине в лесу.

Вспоминая о том злосчастном дне, Джеймс не чувствовал сердечной боли. Он испытывал только глубокое сожаление о том, что погибла молодая, чистая и полная сил женщина. Джеймса терзали угрызения совести из-за того, что он осознавал, что, видимо, его привязанность к Мэри была не настолько глубока, раз из-за ее смерти он не был убит горем. Ему казалось странным, что он не так сильно переживал из-за этого, как следовало бы. Он слишком быстро забыл свою жену, и из-за этого чувствовал себя настоящим чудовищем. Джеймс считал, что бедняжка Мэри не заслужила такой черствости с его стороны. И хуже всего было то, что, казалось, никто вокруг особенно не горевал по ней. Разве что Мегги не хватало матери. Милая скромница Мэри ушла, не оставив сколько-нибудь заметный след на этой земле. И только дочь Мегги была лучшим ее творением – тем, что осталось от нее на память.

– Я представления не имею, как Мэри оказалась в том злополучном доме, – горестно качая головой, проговорил Джеймс. – Хижина, в которой ее нашли, находится далеко от Данкрейга. Что Мэри могла там делать? Она никогда не уходила так далеко от дома. Маккей убедил всех в том, что это я заманил ее туда, а потом убил. После чего я якобы поджег дом, чтобы скрыть следы своего преступления.

– Но для чего вам это делать? – недоумевала Аннора.

– Именно в тот день мы с Мэри сильно поругались. Скандал вышел очень громким, и многие могли это подтвердить. Мэри была застенчивой и спокойной по характеру, но последние несколько недель перед смертью ходила сама не своя, срывалась по пустякам. – Джеймс пожал плечами. – Я даже думал, что, возможно, она снова ждет ребенка. Говорят, в это время у женщины портится характер. Я не понимал, какая муха укусила Мэри, но не мог остаться с ней, чтобы выяснить, отчего она сердится, и попытаться ее успокоить. В это время как раз шел сев – горячая пора.