действительно видела одно из этих убийств: убийство Изабеллы. – Это была Изабелла Редмонд.

–  Господи Иисусе! – Морейн содрогнулась и торопливо сделала глоток сидра. – Я как-то не задумывалась над тем, что имел в виду сэр Уильям, когда сказал, что ее разрезали на куски.

– Мне, конечно, очень жаль, но теперь вы представляете, что он имел в виду. – Торманд посмотрел на Уолина, испуганно притихшего в уголке. – Мне кажется, о таких вещах лучше не говорить при мальчике.

Проклиная себя за то, что забыла о присутствии ребенка, Морейн посмотрела на Уолина:

– Милый, тебе лучше пойти во двор. Мы с этими джентльменами должны будем обсудить очень серьезные вещи.

– Ты уже лучше себя чувствуешь, Морейн? – спросил Уолин, поднимаясь из-за стола.

Морейн улыбнулась, хотя сомневалась, что после того, что ей довелось увидеть, хоть когда-нибудь сможет себя чувствовать хорошо.

– Конечно, а теперь иди поиграй немного.

Как только мальчишка ушел, она обернулась к рыцарям.

– В конце я увидела нож, нацеленный на прекрасный зеленый глаз на лице, залитом кровью, раны невозможно было сосчитать. И никакое видение не позволит мне быть более точной. Вот почему я не захотела оставаться с этим дольше, почему мне пришлось сбежать от того, что я видела.

Сердясь на себя, Морейн заметила, что ощущение руки Торманда на своем плече доставляет ей большое удовольствие.

– Вы видели убийцу? – спросил Саймон.

Выпрямившись, Морейн заставила себя встретить взгляд сэра Саймона. Она почувствовала, как зарделись ее щеки, но не стала обращать на это внимания. В данный момент ее смущение не имело никакого значения, и потом, ведь она взяла в руки заколку, пытаясь помочь рыцарям найти убийцу.

– И да, и нет, – ответила она. – Их двое.

– Двое мужчин? – Саймон нахмурился. – Хотя в общем-то меня это не удивляет.

«Сейчас он удивится», – подумала она и сказала:

– Нет, мужчина и женщина.

Морейн едва не улыбнулась при виде изумления на лицах мужчин. Она и сама была крайне поражена сделанным открытием, но все же не так, как они. Неужели эти люди считают, что женщины не могут стать жертвой безумия, испытывать жгучую ненависть? Если мужчины не способны представить себе, что женщина может быть опаснее неустрашимого воина, то неудивительно, что они порой сами становятся жертвами ослепленных яростью представительниц прекрасного пола.

– Женщина помогала убийце увечить женщин? – спросил Торманд, его голос все еще дрожал от пережитого потрясения.

– Да. И заколка принадлежит ей. Остальные, вероятно, тоже, – ответила Морейн. – Однако я не могу сказать вам, случайно эти вещи оказались на месте преступления, или она оставила их намеренно.

– Возможно, в качестве знака, – пробормотал Саймон.

«Как быстро этот человек оправился от шока», – подумала Морейн. Его серо-стальные глаза выдавали напряженную работу мысли, по всему было видно, что он уже обдумывает новые сведения, пытаясь сложить кусочки мозаики. Морейн подумала о том, что на свете не так уж много такого, что способно привести этого мужчину в состояние шока надолго. «Если бы таких рыцарей, как сэр Саймон Иннес, было больше, то меньше бы невиновных умирало на виселицах», – подумалось Морейн.

– А зачем ей оставлять знак? – спросил Харкурт. – И зачем избирать для этого настолько обычную вещь, что никто не сможет прочитать сообщение, которое она пытается передать?

– Это не такой уж заурядный предмет, – сказала Морейн и вновь слегка покраснела, когда взгляды всех мужчин устремились на нее. – Обычно заколки делают из дерева или цыплячьих костей, обычно – утиных или гусиных. Иногда даже из овечьих. А эта изготовлена из оленьего рога и к тому же украшена резьбой.

Саймон тщательно изучил заколки и чертыхнулся.

– Я не слишком хорошо разбираюсь в подобных вещах, чтобы отличить одну кость от другой, но на обычной заколке не был бы выгравирован такой причудливый узор. Это дорогая затея, как и заколка, сделанная из оленьего рога. В виде розы, как мне кажется.

– Она пахнет духами, – пробормотал Торманд.

Морейн, едва не ахнув, в изумлении уставилась на него:

– Вы знаете, кто это?

– Нет, прошлой ночью мне снился сон – как раз об этих преступлениях, и я почувствовал запах духов.

То, как он смотрел на нее, и жар, который сквозил в его взгляде, – все это подсказало Морейн, что во сне он видел не только убийства. Но, отбросив фривольные мысли, она заставила себя вернуться к своему видению и к тому, что еще оно могло бы поведать об убийцах. Позднее, решила Морейн, она обязательна подумает над тем, что могут означать подобные совпадения, когда мужчина, к которому она определенно чувствует влечение, видит сны, так похожие на ее собственные сновидения. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не зардеться при воспоминании о том, что происходило в ее сне до того момента, как он стал превращаться в кошмар.

– Запах был тяжелый, приторный, слишком сильный, чтобы его можно было определить, поскольку больше всего тебе хочется закрыть свой нос, – сказала она.

– Именно такой. Вы тоже его почувствовали?

Морейн кивнула, заставляя себя сосредоточиться только на той части своих сновидений, которая имела отношение к убийству, и старательно уходя мысленно от тех желаний, которые пробуждал в ней этот мужчина.

– Я чувствовала такой запах почти в каждом сне, который был связан с этими убийствами. Размышляла об этом и решила, что таким способом видение указывает на то, что убивают женщину. А голос, который я слышала в своих снах, звучал слишком глухо, чтобы понять, женский он или мужской, хотя в одном из сновидений рука, державшая окровавленный нож, была настолько тонкой и изящной, что могла принадлежать только женщине.

– Но лиц вы не видели? – уточнил Саймон.

Морейн покачала головой:

– Нет. Пока нет. В каждом сне мне открывается чуть больше. Запах духов, голос, затем эта рука. Видение, пришедшее ко мне после того, как я прикоснулась к заколке, дало мне еще больше.

Морейн замолчала, со страхом думая о том, какой еще кошмар может ворваться в ее видения, и от этого кровь стыла у нее в жилах. Но она не имела права позволить этому страху помешать поискам страшного убийцы.

– Может, если я возьму еще одну заколку, то увижу какое-нибудь лицо или нечто такое, что поможет вам найти этих душегубов.

Саймон мягко улыбнулся ей:

– Хорошо, но только не сегодня. Насколько я понял, вы очень тяжело переносите ваши видения. Отдохните день-другой, и тогда мы попытаемся еще раз. Я отложил первую заколку, чтобы вам не пришлось вновь увидеть ее тайны.

– Но ведь пока мы ждем, может погибнуть еще одна женщина.

– Да, такая опасность существует, но если вы столь часто будете пользоваться своим даром, то почти наверняка заболеете или, того хуже, повредитесь рассудком, и тогда ваш дар нам уже ничем не поможет. Отдохните. Мы можем вернуться завтра, если вам кажется, что вы в состоянии будете перенести прикосновение к другой заколке. А пока, если сумеете, постарайтесь во всех подробностях вспомнить сны или видения, связанные с этим делом. Подумайте, может, вы о чем-то забыли нам рассказать? Вдруг всплывут какие-то мелкие, но очень важные детали.

Морейн решила про себя, что вряд ли наступит день, когда она сможет спокойно прикоснуться к одной из этих заколок, но кивнула, соглашаясь с Саймоном. Конечно, она попытается указать на убийцу, но, к своему стыду, ей тут же пришлось признаться себе, что в основном она сделает это ради сэра Торманда Мюррея. Морейн неприятна была мысль, что его красивое лицо может иметь над ней такую власть.

Уже через несколько минут она, стоя у двери и обняв Уолина за худенькие плечи, наблюдала, как уезжают гости. Все рыцари очень вежливо с ней распрощались, но она знала, что в сердце у нее останется только Торманд. Именно его взгляд всколыхнул ее душу, вызвав смешанное чувство страха и предвкушения. Но все же ей следует быть очень осторожной, если она не хочет стать одной из тех, кого погубила любовь к этому мужчине.

–  У нее настоящий дар, – восхищенно произнес Саймон, скакавший рядом с Тормандом.

– Или наказание, – добавил Торманд. – Ведь она видела убийство, видела, как у Изабеллы вырезали глаза.

– Да, она видела это, хоть не во всех подробностях, слава Богу. Мне не хочется, чтобы Морейн проделала это с другой заколкой, но у нас по-прежнему нет ничего, что указывало бы на убийцу. Тот, кто творит все это, либо дьявольски хитер, либо чертовски везуч.

– Говорят, что зачастую безумие делает человека изворотливым хитрецом, – сказал Беннет. – Мне просто трудно поверить, что во всем этом участвует женщина. Ну да, я знаю, что они могут быть такими же жестокими, как мужчины, но чтобы орудовать ножом? Вот чего я не могу осознать.

– Однако в этом есть определенный смысл, – сказал Харкурт, пожав плечами под вопросительными взглядами спутников. – Из ваших рассказов я понял, что красота каждой из убитых была совершенно уничтожена. Любая женщина могла бы понять, как много это значит для прекрасного пола; возможно, в этих изуверствах проявились ненависть, зависть, ревность. Тот факт, что у жертв были отрезаны волосы, наводит меня на мысль о том, что в этом действительно замешана женщина. Мужчина мог изуродовать лицо или тело прелюбодейки в приступе безумной ревности, но я сомневаюсь, что он мог в этот момент подумать, насколько важны для женщины ее волосы.

–  Да-да, скорее всего ты прав, – пробормотал Саймон. – В таком случае, я полагаю, вы все согласны, что за этими убийствами стоит безумие, а кто может знать, чем руководствуется больной разум?

Торманд