Он продолжал в таком же обыденном тоне, поворачивая ее спиной к себе и развязывая завязки корсета.
— Сомневаюсь, что монашенки носят корсеты. — Ее голос немного дрогнул, когда, стаскивая корсет, он коснулся ее грудей. Ему нравились ее груди. Он всегда любил женщин с полной грудью, но ее маленькие теплые грудки, которые помещались в ладонь, просто сводили его с ума. Он снова желал ее.
Но не прямо сейчас. Он не хотел спешить, торопя события. Он много раз представлял себе эту минуту и собирался прочувствовать ее до конца. А ей пора уже прекратить стоять, как святая под пыткой, и проявить чуть-чуть побольше пыла.
— Не знаю. — Алистэйр принялся за тесемки, закрепляющие кринолин. — Никогда не приходилось раздевать монашенку. До сегодняшнего дня, — добавил он.
Это не помогло. Она отказывалась взглянуть на него, ответить ему.
Кринолин и нижняя юбка скользнули вниз, к ногам. Она стояла перед ним в одной сорочке. В комнате было еще прохладно, и он видел, как напряглись под льняной тканью ее соски. Ему захотелось согреть ее.
— Мне нравится, когда у тебя распущены волосы. — Он протянул руку, чтобы освободить ее волосы. Лицо Джессамин было так соблазнительно близко к его груди, что он, возясь со шпильками, чувствовал ее дыхание, как она ни пыталась его сдерживать. Казалось, она не замечала, до какой степени возбуждает его. С тех пор как он увидел ее, он постоянно был в возбуждении и уже успел привыкнуть к этому. И к тому печальному факту, что никто не склонен помочь ему.
Рыжевато-каштановый каскад волос упал ей на спину. Алистэйру хотелось зарыться в них лицом, но он удержался.
— Ну просто вылитая Жанна д'Арк перед сожжением, — тихо произнес он.
Это странно подействовало на нее. Она подняла огромные блестящие глаза:
— Правда?
— Да. Обратного пути уже нет. Скажи мне, Джесс, ты действительно хочешь этого?
Он наклонился. Его голос звучал обманчиво нежно. Он видел, как поднимается ее грудь от частого дыхания, но не мог понять, что она сейчас испытывает. Страх ли это, отвращение или всепоглощающая страсть, такая же, которая охватила его?
— Лучше бы я тебя никогда не встречала, — тихо произнесла она.
— Это не ответ. Ты не хочешь? Скажи только слово, я не прикоснусь к тебе больше и отправлю обратно домой.
Она на секунду закрыла глаза, а когда открыла, они блестели от негодования.
— Подумай сам, Алистэйр, — яростно произнесла она. — Сначала ты говоришь, что хочешь сделать это со мной, потом — что ты меня не хочешь. Ты настаиваешь на том, чтобы я отдалась тебе, потом предлагаешь мне выбор. Мне кажется, ты сам не знаешь, чего ты хочешь, но, что бы это ни было, видимо, это не я, слава Богу.
, 0на была восхитительна в своей ярости. Алистэйр взял ее руку и прижал к своему мужскому естеству и стал прижимать еще сильнее, когда она попыталась отдернуть ее.
— Это значит, дорогая моя, что я хочу тебя. И очень сильно.
Она все еще извивалась, пытаясь освободить руку, но теперь он не отпустит ее.
— Это значит, что ты станешь моей независимо от того, будешь ли ты сопротивляться, или стоять, как праведница под пыткой, или в конце концов захочешь этого сама. Это значит, что я мужчина, Джессамин. И сейчас не забочусь ни о морали, ни о порядочности, ни о твоей репутации девственницы. Все, чего я хочу, — почувствовать твое тело под моим, твои ноги вокруг меня, слышать, как твое сердце бьется вместе с моим. Я хочу быть внутри тебя. Ты нужна мне!
Слишком поздно, эту неожиданно вырвавшуюся у него фразу уже не вернешь назад, он мог только надеяться, что она не услышала его. Она уже не пыталась отнять свою руку, она прижимала его к себе.
Свободная рука Алистэйра скользнула к ее шее, зарылась в густые волосы, привлекая ее лицо к его лицу.
— Так Что ты скажешь, Джессамин?
Она облизнула пересохшие губы, он почувствовал, как нарастает его возбуждение от движений ее руки.
— Какой был вопрос?
— Отпустить тебя?
— Нет, — произнесла она.
— Почему?
— Потому что я хочу почувствовать огонь. Ты тоже нужен мне. — Она крепко прижалась к нему и коснулась губами его губ.
Для первого настоящего поцелуя он был не слишком ловким. И неожиданно возбуждающим. Он чуть не кончил ей в руку. Ее губы были мягкими и податливыми, он наклонил голову, чтобы она попробовала его, изучила очертания его губ, и только потом открыл рот, заманивая ее внутрь.
Как и раньше, прикосновение его языка испугало ее. Но на этот раз она не убрала язык, а робко, словно заигрывая, прикоснулась к его языку.
Он глухо застонал, не в силах больше тянуть. Если так будет продолжаться, то все кончится через пару минут. А он был из тех, кто никогда, никогда не терял над собой контроль.
Сзади них была его высокая, большая, измятая постель. Слишком далеко, но на полу будет жестко, особенно ей.
— Ты сгоришь заживо, — прошептал он, целуя ее шею. И, схватив на руки, не обращая внимания на боль в раненом плече, отнес на кровать.
«Я не боюсь», — твердила себе Джессамин, лежа на мягкой перине. В комнате было темно и прохладно, слабое тепло от камина едва доходило до кровати. Силуэт Алистэйра едва вырисовывался над ней.
Он был прав, бежать поздно. Он разобьет ей сердце, и когда его повесят, она будет рыдать под его виселицей. Но в этот момент она не думала об этом. Выбор сделан, карты уже сданы. Она лежала и ждала, когда он возьмет ее.
Алистэйр, нежно касаясь ее шеи, развязал тесемки на воротнике сорочки. Сняв с нее сорочку, он отбросил ее в сторону. Джессамин лежала перед ним, обнаженная, такая хрупкая, надеясь, что .темнота пощадит ее стыдливость.
Но она забыла, что кошки видят в темноте. Алистэйр лег на кровать, нежно касаясь ее пальцами, и нагнулся над ней, так что его волосы доставали до ее лица. Он глухо застонал и прижался к ее щеке.
Она гладила его руками, впервые ощущая тепло его обнаженной груди, силу его мускулистого тела, маленькие завитки волос на его груди. Она почувствовала, как его мышцы напряглись, когда он склонился над ней, и ее руки задрожали. Она нежно оттолкнула его.
Он упал на кровать и откинулся назад, но она, опираясь на локти, уже склонилась над ним в темноте. Это была уже не она, это было что-то нечеловеческое, колдовское, обнаженное. Никто не видел ее, она могла делать все, что захочет. Она медленно поцеловала его, пробуя языком все изгибы его рта, слегка покусывая губы. Он потянулся к ней, но она отвела его руки:
— Подожди! Дай мне.
И он покорился.
Она прижалась к его шее, ее волосы упали ему на лицо. Он провел рукой по ее шее, а затем по затылку, неторопливо лаская ее. Она передвинулась ниже, касаясь губами его груди, нашла языком его сосок.
Он так напрягся, что в первое мгновение ей показалось, что ему больно. Он глухо застонал, его рука надавила на затылок Джессамин, прижимая ее голову к его груди. Она водила языком вокруг его соска, как он тогда, в экипаже, — с тех пор, казалось, прошла целая вечность. Он отстранился, жадно вдыхая прохладный ночной воздух, и на минуту она застыла в замешательстве. Ее глаза уже привыкли к темноте, и, окинув взглядом его обнаженное тело, она поняла, насколько ограниченны ее познания в этой области, — то, что она увидела, не имело ничего общего с ее представлениями о мужской анатомии.
Алистэйр, должно быть, почувствовал ее неуверенность. Он взял ее лицо в руки, нежно проводя
