несколько балконов, которые могли послужить удобной лестницей. Учитывая то, что один из грабителей был Кот.

Он начал спускаться.

— Алистэйр.! — Джесс задыхалась. — Ты не можешь оставить меня здесь.

Он на мгновение остановился, обдумывая это.

— Не знаю, но думаю, что будет весьма забавно наблюдать, как ты попытаешься слезть отсюда.

— Ты не сможешь полюбоваться этим. Леди Пламворфи уже подозревает, что я имею какое-то отношение к ограблениям. Она, наверное, передаст меня кому-нибудь из своей отвратительной прислуги.

— Ты права! — Он перекинул ногу обратно. — Думаю, что мне придется все-таки взять тебя с собой.

— Вы свинья, милорд! — сказала Джессамин. — Ведь ты не собирался бросить меня?

— Рано или поздно все бросают друг друга, Джессамин. Ты еще не знала этого?

Она смотрела на него и размышляла. Она думала о том, что слова должны идти от сердца, а не от ума.

— Я не брошу тебя. — Она произнесла это почти шепотом, надеясь, что Алистэйр ее не расслышал.

Но его слух был не менее острым, чем зрение. Он резко обернулся и взглянул на нее:

— Что ты сказала?

— Алистэйр…

Окно спальни отворилось, стекло задело о каменную стену. Алистэйр, все еще скрытый темнотой, взгромоздился на перила, но на Джессамин в ее черной воровской одежде уже падал свет. Он освещал зловещее, с жирными губами лицо дворецкого леди Пламворфи. Он был в одном белье, на теле у него виднелось множество красных полос, наверное, ссадин от кнута. Свет падал и на ружье в его руке.

Его ужасные черные глаза сузились. Он внимательно смотрел на Джессамин, как на зверя, попавшего в силок. Жирные губы искривились в улыбке.

— Я знал, что это ты, — произнес он. — Я говорил ее милости, но она не верила.

Он не заметил Алистэйра, который стоял в тени. Сбежать для него было проще простого, но Джессамин не рискнула подать ему знак, чтобы он бежал, пока можно. Она стояла совершенно спокойно, хотя и была до смерти напугана ружьем в руках дворецкого и его свирепым лицом.

— Неплохое развлечение для меня и ее милости, — продолжал Хаукинс, не поднимая ружья. — Ты вполне этого заслуживаешь. Тебя убьют — не только для того, чтобы свершилось правосудие, но и для того, чтобы доставить удовольствие одной из твоих многочисленных жертв. Расстегни-ка рубашку и дай мне посмотреть на твои сиськи.

Джессамин не шевелилась.

— Уж лучше полицейские с Боу-стрит, — холодно произнесла она.

— Мне плевать, что тебе лучше! Тебе не придется выбирать. Снимай рубашку! Или я пущу тебе пулю в лоб.

— Но тогда я уже не смогу доставить вам удовольствие, — ехидно заметила она.

— Ничего, я могу даже с мертвой! Полагаю, ее милость слишком тупа, чтобы проверить это, — усмехнулся Хаукинс, поднимая ружье.

Следующие несколько секунд показались ей вечностью. Алистэйр метнулся через террасу, и в то же мгновение ночной воздух прорезал выстрел. Джессамин боялась поднять глаза. Когда она взглянула в их сторону, она увидела, что Алистэйр, вцепившись Хаукинсу в шею, бьет его головой о каменную стену с громким, тошнотворным звуком. Когда дворецкий упал, у Джессамин не оставалось никаких сомнений, что он мертв.

Алистэйр подошел к ней. Она не видела его лица, видела лишь следы крови на руках. Он взял ее за руки и приподнял, толкая с балкона. Сначала ей показалось, что он хочет убить и ее тоже. Она упала прямо на живую изгородь. Ветки исцарапали ей лицо, изорвали всю одежду. Она лежала, не в состоянии смотреть, дышать, думать.

Когда Джессамин попыталась вздохнуть, ее пронзила острая боль. Она выбралась из густого кустарника и подняла голову вверх. Из окна доносился пронзительный крик, но никто не пытался пуститься за ней в погоню.

Он неподвижно лежал на земле недалеко от нее. Он упал не в кусты, а рядом, и его удар был сильнее. Его глаза были закрыты, на лице чернело пятно крови. Когда Джессамин перевернула Алистэйра и приложила голову к его груди, она услышала слабые, редкие удары сердца. Она протянула руку, чтобы откинуть ему волосы с лица и заметила, что ее руки перемазаны в его крови. В отчаянии девушка опустилась перед ним на колени. Перед глазами мелькала лишь одна карта с распростертым мужчиной, пронзенным мечом, а вокруг царил хаос.

— Он мертв?

Джессамин не думала, что когда-нибудь будет так рада голосу Никодемуса. Она поднялась на ноги и обняла маленького человечка, забывшись от радости.

— Надо помочь ему, мистер Боттом! Мы должны позаботиться о нем, ему нужен доктор. Я думаю, он ранен, кроме того, он неудачно упал.

— Я не стану рисковать, — решительно произнес Никодемус, словно змея выскальзывая из ее объятий. — У нас был договор: если что-то случится, я должен немедленно убраться подальше, а с ним — будь что будет.

— Вы не можете так поступить! Его надо перенести куда-нибудь.

— Вам необходимо ехать со мной. Он заставил меня поклясться, что я отвезу вас в Кент. Вряд ли он теперь сможет сам это сделать. Забудем о нем и позаботимся о себе.

— Нет! — Она снова нагнулась к неподвижному телу Глэншила. — Он не умрет! Я не брошу его. Можете бежать, если хотите, только оставьте мне его экипаж.

— Бог с вами, мисс, это не его экипаж, и чем скорее мы избавимся от него, тем лучше. Думаю, его владелец уже узнал о пропаже, и, хотя я невысокого мнения о полиции, все же карету трудно спрятать.

— Тогда поехали! — свирепо произнесла Джессамин. — Я потащу его на руках, если придется.

Никодемуса раздирали сомнения.

— Конечно, отсюда недалеко до Кларджес-стрит… — протянул он.

— При чем здесь это?

— Там его дом. Я мог бы помочь вам довезти его туда. Но это все. Потом я уеду. И если вы в здравом уме, то поедете со мной. Мы и так уже чересчур задержались и сможем добраться в Кент не раньше рассвета. Придется, придумывать какие-то объяснения.

Она нежно коснулась залитого кровью лица Алистэйра.

— Мне не придется придумывать никаких Объяснений. Потому что я не еду в Кент. Помогите мне довезти его до дома, и, клянусь, я больше ничего у вас не попрошу.

— Ну что ж, верю, — проворчал маленький человечек, нагибаясь над распростертым на земле телом Алистэйра. — Мне понадобится ваша помощь, мисс. Он гораздо тяжелее, чем кажется.

Вместе они наполовину донесли, наполовину дотащили тело до экипажа. Алистэйр тихо стонал от боли, и Джессамин утешала себя тем, что раз он чувствует боль, значит, еще жив. Когда повозка наконец тронулась, она сама была уже почти без чувств, сил ее хватало только на то, чтобы негромко шептать бессвязную молитву.

Она держала, обнимая, его холодное тело, прижимала его голову к своей груди и слушала быстрое, прерывистое дыхание, а краденый экипаж под управлением Никодемуса несся по пустым лондонским улицам.

— Ты не умрешь у меня на руках, — горячо шептала Джессамин. — Я знаю, это я во всем виновата, но я не хочу, чтобы твоя смерть была на моей совести. О Боже, зачем ты вдруг решил быть благородным? Не умирай!

Она пристально вглядывалась в его лицо, в глаза, которые смотрели в пустоту. В первую секунду ей показалось, что он умер. Но вдруг тень улыбки скользнула по его бледному лицу.

— По крайней мере не прямо сейчас. — И он закрыл глаза.