поднимаются в верхние и не спускаются в нижние «этажи».

— Ну, это, положим, не только в море, — сказал Симпкинс. — И на земле житель подвала «не вхож» в бельэтаж…

— Маленькая разница, — вмешался в разговор Мюллер, люди из подвала могли бы жить и в «бельэтаже», как вы говорите, а морские жители… для них это было бы гибелью. Если глубоководная рыба неосторожно поднимется выше установленного предела, она там разорвется, как взрывается паровой котел, когда его стенки не выдерживают внутреннего давления.

— Гм… так что морские обитатели «бельэтажа» могут спать спокойно, не боясь нападения снизу?

— В каждом «этаже» есть свои хищники.

Тамм опустил драгу — прямоугольную железную раму с мешком из сети. К мешку, для тяжести, были прикреплены камни.

— На какую глубину опустить? — спросил Тамм, разматывая вместе с Мюллером трос.

— Метров на шестьсот, — ответил Томсон.

Все молча наблюдали за работой.

— Убавить ход! — сказал Томсон.

Капитан отдал распоряжение.

— Ну, что-то нам послала судьба?

Два матроса пришли на помощь Мюллеру и Тамму.

Едва драга появилась на поверхности, как Тамм и Мюллер одновременно вскрикнули:

— Линофрина!

Все с любопытством бросились рассматривать морское чудовище. Вся рыба как будто состояла из огромного рта с большими зубами, не менее огромного мешка-желудка и хвоста. На подбородке этого чудовища был ветвистый придаток (для приманки рыб, как пояснил Томсон), а на верхней челюсти — нечто вроде хобота с утолщением посередине.

— Это светящийся орган, так сказать, собственное электрическое освещение.

— А зачем ему освещение? — спросил Симпкинс.

— Оно живет в глубине, куда не проникает луч солнца.

— Жить в вечном мраке — тоже удовольствие! Угораздило же их выбрать такую неудачную квартиру!

— Вас еще больше удивит, если я скажу, что они испытывают на каждый квадратный сантиметр своей поверхности тяжесть в несколько сот килограммов. Но они даже не замечают этого и, поверьте, чувствуют себя прекрасно.

— Смотрите, смотрите, саргассы! — воскликнула вдруг Вивиана, подбегая к перилам.

На синей поверхности океана действительно виднелись отдельные округленные кистеобразные кустики, окрашенные в оранжевый и золотисто-оливковый цвета.

Все обрадовались саргассам, как будто встретили старого знакомого.

Между вторым и шестым августа корабль шел уже вблизи Бермудских островов. Третьего августа плыли еще только отдельные кусты водорослей. Они были овальной формы, но под легким дуновением южного ветра вытягивались в длинные полосы. Гатлинг горел от нетерпения скорее попробовать на сплошных саргассах свои технические приспособления. Наконец седьмого августа появились сплошные луга саргассов. Теперь уже, наоборот, синяя гладь океана выглядывала островками среди оливкового ковра.,

— Вот оно, «свернувшееся море», как называли его древние греки, — сказал Томсон.

Гатлинг с волнением следил, как справится «Вызывающий» с этой паутиной водорослей. Но его волнение было напрасно: корабль почти не замедлял хода. Он резал саргассы, и они расступались, обнажая по обеим сторонам корабля длинные расходящиеся синие ленты воды.

— Пожалуй, ваши предосторожности были излишни, — сказал профессор. — В конце концов, для современных судов саргассы совсем уже не представляют такой опасности. Да и вообще их «непроходимость» преувеличена.

Поймав несколько водорослей, Томсон стал рассматривать их. Вивиана тоже наблюдала.

— Вот видите, — пояснил он ей, — белые стебли? Это уже отмершие. Саргассы, сорванные ветром и захваченные течением в Карибском море, несутся на север. Пять с половиной месяцев требуется, чтобы они прошли путь от Флориды до Азорских островов. И за это время они не только сохраняют жизнь, но и способность плодоношения. Некоторые саргассы совершают целое круговое путешествие, возвращаясь к себе на родину, к Карибскому морю, и затем совершают вторичное путешествие. Другие попадают внутрь кругового кольца и отмирают.

— Ах! Что это? Живое! — вскрикнула от неожиданности Вивиана.

Томсон рассмеялся.

— Это австралийский конек-тряпичник, а это актеннарии — самые любопытные обитатели Саргассова моря. Видите, как они приспособились? Их не отличить от водоросли!

Действительно, окрашенные в коричневый цвет, испещренные белыми пятнами, с изорванными формами тела, актеннарии чрезвычайно походили на водоросли Саргассова моря.

На Острове Погибших Кораблей с момента отплытия подводной лодки события шли своим чередом.

Когда капитан Слейтон упал, сраженный пулей, Флорес молча постоял над лежащим окровавленным губернатором, потом вдруг дернул за руку склонившуюся над ним Мэгги и коротко, но повелительно сказал ей:

— Уйди!

Плачущая Мэгги, прижав ребенка, ушла.

Флорес наклонился к капитану со злой искоркой в прищуренных глазах.

Капитан Слейтон был его соперником в любви и в честолюбивых замыслах. У них были старые счеты. Насытившись видом поверженного, умирающего врага, Флорес вдруг приподнял Слейтона и столкнул его в воду.

— Так лучше будет, — сказал он и, обратившись к островитянам, крикнул: — Эй, вы! Капитан Фергус Слейтон убит, и его тело погребено мною! Остров Погибших Кораблей должен избрать нового губернатора. Я предлагаю себя. Кто возражает?

Островитяне угрюмо молчали.

— Принято. Подберите раненых и ружья. Идем!

И он зашагал по направлению к своей новой резиденции, радуясь, что все разрешилось так скоро. Однако его удовольствие было неполным. Какая-то неприятная, беспокоящая, еще неясная мысль мешала ему, как тихая зубная боль, которая вот-вот перейдет в острую. Флорес шагал по знакомым «улицам», мосткам, переброшенным через корабли, пересекал полусгнившие палубы, поднимался на «горы» высоко сидящих в воде больших кораблей, спускался в «долины» плоскодонных судов, а какая-то беспокойная неясная мысль все сверлила его мозг…

Замешкавшись у одного перехода, он услышал голоса следовавших за ним ирландца О’Гара и старика Бокко.

— Как собаку, в воду… — говорил Бокко.

— Не терпится ему! — ответил О’Гара.

Голоса замолкли.

«Так вот оно что, — подумал Флорес, влезая на борт старого фрегата. — Недовольство!» И Флорес вспомнил угрюмое молчание, сопровождавшее его избрание.

Флорес не ошибся. Даже на огрубевших, одичавших островитян произвел неприятное впечатление слишком упрощенный способ похорон губернатора.