Стив заметил татуировки на руках Сэма, и он знал, что татуировки у Сэма наколоты по всему телу, потому что он был ярмарочным Татуированным Человеком. И пока они сидели вот так, в машине с заглушенным двигателем, в конечном пункте своего пути, истекая потом в ожидании, Сэм заканчивал свой рассказ:

— Так вот, наш Стив заставил Лавинию дважды в неделю встречаться с ним на болотах, иначе, как он сказал, он ее сдаст. Она знала, что раз она цветная, у нее мало шансов противостоять слову белого человека. И вот вчера она проявила несравненную смелость и вышла на главную улицу города, говоря всем и каждому, всем и каждому, заметьте: «Это ребенок Стива Нолана!»

— Этой женщине оставалось только повеситься, — Мак Браун обернулся и посмотрел на людей, сидящих сзади.

— Она и повесилась, Мак, — заверил его Сэм. — Но мы несколько забегаем вперед. После того, как она прошла через весь город, рассказывая эту печальную новость всем и каждому, она остановилась перед бакалейной лавкой Симпсона, прямо у веранды, где все сидят, и там стояла дождевая бочка. И она взяла своего ребенка и опустила его с головой в воду и смотрела, как поднимаются пузырьки. А потом сказала, в последний раз: «Это ребенок Стива Нолана». Затем она повернулась и ушла, ушла с пустыми руками.

Вот такой рассказ.

Стив Нолан ждал, что его застрелят. Сигаретный дым лениво витал по салону машины.

— Я… я тут ни при чем, она сама повесилась вчера ночью, — сказал Стив.

— А она все же повесилась? — спросил Мак.

Сэм пожал плечами:

— Сегодня утром ее нашли в ее халупе у реки. Некоторые говорят, что она покончила с собой. Но другие утверждают, что кто-то к ней приходил и повесил ее, чтобы это было похоже на самоубийство. Итак, Стив… — Сэм слегка похлопал его по груди. — По-твоему, какая из этих историй правда?

— Она сама повесилась! — закричал Стив.

— Тс-с-с. Не так громко. Мы слышим тебя, Стив, — раздался негромкий голос.

— А вот как мы думаем, Стив, — сказал Билл Колум. — Ты пришел в дикую ярость, когда она посмела назвать твое имя и утопила твоего ребенка прямо на Главной улице. И тогда ты расправился с ней навсегда и думал, что никто никогда тебя не потревожит.

— Вам должно быть стыдно, — Стив вдруг заговорил с напускной храбростью. — Ты не настоящий южанин, Сэм Нэш. Отпусти меня, черт возьми.

— Стив, позволь мне кое-что тебе сказать… — И одним движением руки Сэм сорвал с белой рубашки Стива все пуговицы. — Мы очень странные южане. И нам не нравятся такие, как ты. Мы давно уже наблюдаем за тобой, Стив, и думаем, что с тобой делать, но с сегодняшней ночи мы больше не в силах думать о тебе. — Он сорвал со Стива остатки рубашки.

— Вы собираетесь высечь меня кнутом? — спросил Стив, глядя на свою обнаженную грудь.

— Нет. Мы приготовили кое-что получше, — Сэм сделал резкий жест головой. — Ведите его в палатку.

— Нет!

Но его уже выдернули из машины и потащили в темную палатку, над которой висел фонарь. Во все стороны заплясали тени. Похитители ремнями привязали Стива к столу и встали вокруг, загадочно улыбаясь про себя. Над головой Стив увидел вывеску: «ТАТУИРОВКИ! ЛЮБОЙ РИСУНОК, ЛЮБОЙ ЦВЕТ!» Он почувствовал подступающую тошноту.

— Угадай, что я с тобой сделаю, Стив? — Сэм закатал рукава, обнажая волосатые руки с наколотыми на них длинными красными змеями. Послышалось звяканье инструментов и бульканье перемешиваемой жидкости. Лица похитителей склонились над Стивом с неподдельным интересом. Стив недоуменно заморгал глазами, и вывеска «ТАТУИРОВКИ» поплыла и растворилась в воздухе нагретой палатки. Стив глядел на эту вывеску и не мог отвести взгляда. «ТАТУИРОВКИ. Любой Цвет. ТАТУИРОВКИ. Любой цвет».

— Нет! — вскричал он. — Нет!

Но они уже отпустили ремни на его ногах и ножницами срезали брюки. Он лежал совершенно голый.

— Да, да, Стив, да!

— Вы не можете этого сделать!

Он уже понял, что они собираются сделать. И начал визжать.

Едва Стив успел крикнуть: «На помощь!» — Сэм спокойно и осторожно залепил губы Стива клейкой лентой.

В руках у Сэма Стив разглядел блестящую серебряную иглу для татуировки.

Сэм склонился к нему, близко-близко. Он говорил настойчиво и спокойно, словно рассказывая что-то по секрету маленькому ребенку.

— Вот что я собираюсь сделать с тобой, Стив. Сначала я раскрашу твои руки до плеч в черный цвет. Потом я раскрашу твое тело в черный цвет. А потом я выкрашу твои ноги в черный цвет. И наконец, мой друг Стив, я вытатуирую тебе лицо. В черный цвет. Самый черный, какой только бывает в природе, Стив. Черный, как чернила. Черный, как ночь.

— М-м-м-м-м-м, — завыл Стив с заклеенным ртом.

Крик выходил через ноздри, придушенный крик. Его легкие разрывались от крика, его сердце разрывалось от крика.

— А когда мы закончим, — продолжал Сэм, — ты сможешь спокойно вернуться домой, собрать вещи и убраться из своей квартиры. Никто не захочет, чтобы в ней жил черномазый. И не важно, как ты таким стал, Стив. Ну, ну, не дрейфь, это почти не больно. Я так и вижу, как ты, Стив, возможно, переедешь жить в негритянский район. Будешь жить там один. Твой домовладелец не станет держать тебя у себя: новые постояльцы могут подумать, что ты ниггер, который врет, что у него была белая кожа. Домовладелец не может позволить себе рисковать клиентами, так что ты окажешься на улице. Возможно, ты подашься на север. Устроишься на работу. Не такую работу, как сейчас — агент по продаже железнодорожных билетов — нет. Это будет работа носильщика или чистильщика обуви, а, Стив?

Снова крик. Рвота двумя фонтанами брызнула из ноздрей Стива.

— Сорвите ленту! — приказал Сэм, — иначе он захлебнется.

Сорванная лента обожгла губы.

Когда Стива перестало рвать, похитители снова заклеили ему рот.

— Уже поздно. — Сэм посмотрел на часы. — Пора приступать, если мы хотим покончить с этим делом.

Влажные лица склонились над столом. Послышалось негромкое жужжание электрической иглы.

— А будет забавно, — сказал Сэм откуда-то с высоты, вонзая иглу в обнаженную грудь Стива и прошивая ее черными чернилами, — если Стива однажды застрелят за изнасилование. — Он помахал Стиву рукой. — Прощай, Стив. До встречи на задней площадке трамвая!

Голоса стали постепенно затихать. Стив закрыл глаза, где-то глубоко внутри его не прекращался жалобный вой. Он слышал шелест голосов в летней ночи, видел Лавинию Уолтерс где-то в прошлом, идущую по улице с ребенком на руках, видел поднимающиеся из воды пузырьки и что-то, свисающее со стропил, и чувствовал, как игла вгрызается и вгрызается в его кожу, навсегда, навсегда. Он плотно зажмурился, чтобы побороть панику, и вдруг в голове его остались лишь две совершенно отчетливые мысли: завтра он купит пару новых белых перчаток, чтобы прикрыть руки. А потом? Потом разобьет все зеркала в своей квартире.

Он лежал на столе и ревел всю ночь напролет.