— Обед, черт, когда ж мы будем работать? Я хочу приложить к этому руку!

Мэгги вышла в холл.

— Мэгги! — закричала ей Бесс Олдердайс в своем строгом габардиновом пальто и туфлях на плоской подошве. — Как я тебе завидую!

— Привет, Бесс.

— Что-то ты выглядишь какой-то усталой, — продолжала кричать Бесc. — Слушай, ты сядь посиди, а я помогу Биллу. У меня силы хоть отбавляй, потому что я ем хлопья «Уитиз»!

— Мы не будем здесь жить, — спокойно сказал Билл.

— Что? — Бесс посмотрела на него, как на помешанного. — Нынче здесь, завтра там, твое имя что — Фигаро? Ладно, продай его мамочке, мамочка хочет его купить.

— Мы попробуем найти какой-нибудь небольшой бревенчатый домик, — притворно весело сказал Билл.

— Сам знаешь, что такое эти бревенчатые дома, — фыркнула Бесс. — Ладно, раз уж я у тебя покупаю этот дом, Билл, давай хоть помоги мне прибраться у себя! Пособи-ка мне снять эти шторы!

И она подошла к окнам гостиной, чтобы сорвать с них изъеденные молью шторы.

Они трудились вдвоем, Бесс и Уильям, до самого вечера.

— Иди-ка ты полежи, дорогуша, — сказала Бесс, похлопывая Мэгги по плечу. — Я помогу и денег не возьму.

Дом гудел эхом голосов и скрипением щеток. То и дело раздавались взрывы хохота. В коридорах бушевали пыльные вихри, а один раз Бесс от смеха чуть не свалилась с лестницы. Слышался стук и скрип выдираемых из стен гвоздей, мелодичное позвякивание задеваемых люстр, шорох срываемых старых обоев.

— Это мы поставим в чайной гостиной, а это — здесь: так, а эту стену мы вообще снесем! — кричала Бесс сквозь облака пыли.

— Верно! — смеялся Уильям.

— А еще я видела недорогой набор старинных стульев, которые как раз сюда подойдут! — говорила Бесс.

— Отличная идея! — вторил ей Билл.

Они что-то живо обсуждали, расхаживая туда-сюда, добираясь до каждого уголка. Уильям рисовал синим мелом какие-то отметины, выбрасывал в окна ненужную мебель, которая с грохотом падала на землю.

— Молодчина! — кричала Бесс. — Как насчет того, чтобы развесить на этой стене красивые баварские тарелочки, а, Билл?

— Здорово! Превосходно!

Мэгги во всем этом не участвовала. Сначала она бесцельно поднялась наверх, в спальню, затем спустилась вниз и вышла из дома на солнышко. Но и здесь до нее доносился счастливый смех Билла. Он строил планы, раздумывал, хохотал, и все это вместе с другой женщиной. Он и думать забыл о продаже дома. Как он поступит, когда вспомнит, что звонил агенту по недвижимости? Уж конечно, ему будет не до смеха.

Мэгги скрестила руки на груди. И что такого в этой Бесс Олдердайс? Уж наверное, не ее плоскогрудое, костлявое, неуклюжее тело и не торчащая во все стороны нечесаная шевелюра или заросшие брови! Как бы то ни было, в ней было воодушевление, свежесть и напор, которых не хватало ей, Мэгги. А на что они ей? В конце концов, какое право имела Бесс приезжать сюда? Это ведь не ее дом? Пока что, во всяком случае.

Через открытое окно она услышала голос Бесс:

— Ты хоть знаешь, какая у этого дома история? Он был построен в тысяча восемьсот девяносто девятом году одним адвокатом. Раньше здесь вся округа была такая. Это был благородный дом, он и сейчас благородный. Люди гордились тем, что живут здесь. И они по- прежнему могут этим гордиться.

Мэгги стояла в холле. Как Бесс удалось все расставить на свои места? Все было наперекосяк, пока не вошла Бесс и не расставила все по местам. Но как? Слова тут ни при чем. Словами вряд ли можно что-то поправить. Тут нечто большее. Это были дела, упорный и долгий труд. И сейчас Бесс нравилась Биллу больше, чем ему когда-либо будет нравиться Мэгги. Почему? Потому что у Бесс были проворные руки и живое лицо, она расправлялась с одним делом и переходила к следующему.

Но главное все же — Билл. Ему хоть раз в жизни приходилось забить гвоздь или перетаскивать ковер? Нет. Будучи писателем, он всю жизнь до сегодняшнего дня только сидел и сидел. К встрече с этим Домом Ужасов — подходи-налетай, цена — копейка, не скупись-покупай! — он был готов не больше, чем она сама. Как же ему удалось за одну ночь так перемениться, чтобы наброситься на этот дом, вцепиться в него зубами и ногтями? Ответ напрашивался сам собой. Он любит Мэгги. Это будет ее дом. Остановись они на одну ночь в какой-нибудь пещере, он сделал бы то же самое. В любом месте хорошо, если Мэгги рядом.

Мэгги закрыла глаза. Все замыкалось на ней самой. Она была катализатором. Без нее он сидел бы на месте и никогда не взялся бы за эту работу. А она сама весь день чувствовала бы себя потерянной. Весь секрет был не в Бесс или Уильяме, а в самой любви. Любовь всегда подвигала на труд, будила энтузиазм. А раз Уильям трудился, чтобы сделать ее счастливой, почему бы и ей не сделать того же для него? Любовь всегда что-то где-то строит. Иначе она угасает. Всю свою совместную жизнь вы строите — строите себя, строите дома, растите детей. Если один останавливается, другой подхватывает импульс. Но тогда получается лишь половина всего строения. В конце концов оно рассыпается, как карточный домик.

Мэгги посмотрела на свои руки. Извиняться теперь перед Биллом было бы неудобно и лишне. Как же тогда все устроить? Так же, как ты все расстроила. Тот же процесс, только наоборот. Все было не так, когда тебе случалось разбить вазу, порвать занавеску или оставить книгу под дождем. Ты исправляла это, склеивая вазу, зашивая занавеску, покупая новую книгу. Это было в порядке вещей. Ее неудачи с этим домом были из разряда вещей в беспорядке: нерасторопность рук, нехотение в глазах, безжизненность в голосе.

Она подмела пыльный ковер, залезла на стремянку, начистила медный канделябр; потом, обуреваемая переполнявшей ее великой идеей, принялась подметать коридоры. Она представила этот дом законченным. Отчищенные от грязи старинные вещи, роскошный и теплый колорит. Сияющая медь, отполированное дерево, светлые люстры, ковры цвета свежесрезанной розы, сияющее воском пианино, старинные масляные лампы, переделанные в электрические, заново окрашенные резные перила ручной работы и солнце, льющее свет сквозь высокие разноцветные окна. Как в другом веке. Друзья будут танцевать в просторной бальной зале на четвертом этаже, освещенной восемью огромными люстрами. В нем будут старинные музыкальные автоматы, в барах — старое вино, и весь дом будет наполнен мягким теплом, словно ароматом изысканного хереса. Это займет время, у них совсем мало денег, но, может быть, через год…

Люди будут говорить: «Восхитительный дом у Билла и Мэг, будто попадаешь в другой век; так уютно. А снаружи не догадаешься. Как бы мне хотелось, чтобы мы тоже жили в Банкер-Хилле, в одном из этих чудесных старинных особняков!»

Она начала отрывать огромные куски выцветших обоев. И только тогда Билл услышал и в изумлении подошел к дверям холла.

— Мне показалось, я слышу какой-то шум. И давно ты работаешь?

— Полчаса.

На сей раз лицо ее осветилось широкой улыбкой.